Нора Робертс - Незабудки для тебя
— Бал окончен, гаснет день, тихо свечи догорают… — запела она вполголоса, прикладывая малютку к другой груди. — Музыка уж не играет, дом в покое затихает…
Как волшебно танцевали они тогда под звуки нежного и грустного вальса, в лунном свете, в бело-золотистом сиянии величественного особняка. Она — в простеньком платьице, он — в безупречном фраке и белых перчатках. В эти минуты, под звуки этого вальса, они полюбили друг друга — полюбили так, как случается лишь в сказках и в мечтах.
Нет, конечно, началось все еще раньше. Для нее — с первого взгляда: едва она увидела, как он скачет к дому верхом на статном буланом коне, возвращаясь из Нового Орлеана. Лучи солнца, пробиваясь сквозь листву и мох на стволах вековых дубов, окружали его каким-то ангельским сиянием. Рядом скакал его брат-близнец Жюльен, но она видела только Люсьена.
Тогда она служила в особняке всего лишь несколько недель: выполняла самую грязную работу и очень старалась угодить месье и мадам Мане, чтобы не потерять заработок.
Люсьен всегда с ней здоровался, перекидывался несколькими словами — вежливо, но равнодушно. Однако вскоре она все чаще чувствовала на себе его внимательный взгляд. Не такой, как у Жюльена — горящие глаза и ухмылка, кривящая губы. И все же… теперь Абигайль с замиранием сердца думала, что уже тогда он ее желал.
Прошло несколько недель. Они встречались в доме все чаще. Люсьен явно искал этих встреч. Тогда Абигайль могла лишь догадываться и мечтать, не веря своим догадкам, — теперь знала точно: он сам признался ей в этом в их первую брачную ночь.
Но по-настоящему началось все в тот праздничный вечер. После того как стихла музыка, он еще минуту — на несколько мгновений дольше, чем следует, — держал ее в объятиях, а затем склонился перед ней в поклоне, как джентльмен перед леди. И поцеловал ей руку.
В этот миг ей почудилось: все кончено, мечта рассеялась. Но нет! Люсьен подхватил ее под руку — ту самую, которую только что целовал, — и повел по благоуханным дорожкам сада.
Они гуляли допоздна и говорили обо всем на свете: о погоде, о цветах, о слугах в доме. Словно старые друзья, вспоминала Абигайль с улыбкой. Как будто для Люсьена Мане ничего не было естественнее, чем гулять по цветущему саду рука об руку с Абигайль Роуз.
Много вечеров провели они вместе в саду. В доме, где их могли увидеть, они вновь становились хозяином и служанкой. Но среди буйного цветения этой сказочной весны превращались в юных влюбленных, поверяющих друг другу свои радости, горести, надежды и мечты.
На семнадцатилетие он преподнес ей подарок — серебристый сверток, перевязанный голубой лентой. Часики-брошь: золотые крылья и хрупкий циферблат, висящий на почти невидимой цепочке. Часы, — сказал он, — это время, что мы провели с тобой вдвоем; крылья — радость, которую ты мне даришь.
А затем, опустившись на одно колено, он попросил ее руки.
Нет, это невозможно! Сквозь слезы она старалась его убедить, что об этом и думать не стоит. Куда ей до него! Он ведь такой… такой… он может жениться на ком пожелает.
Люсьен громко рассмеялся; прекрасное лицо его озарилось радостью. «Что значит „куда тебе до меня?“ — спросил он. — Что ни вечер, мы с тобой гуляем, держась за руки! А раз я могу жениться на ком пожелаю — я желаю жениться на тебе!»
— И вот теперь у него есть я, а у меня есть он, и у нас обоих есть ты, золотко, — прошептала Абигайль, перекладывая дремлющую малышку от груди к плечу. — Правда, его родные меня терпеть не могут, но что с того? Главное, что он со мной счастлив.
Она уткнулась лицом в теплое младенческое тельце.
— Я учусь говорить, как они, и одеваться, как они. Думать, как они, я никогда не смогу, но ради Люсьена буду вести себя, как они, по крайней мере на людях.
Так она качала и убаюкивала малышку, когда на лестнице послышались тяжелые неровные шаги.
Абигайль поспешно встала, прижав дочь к себе, словно готовясь ее защищать.
Еще не видя Жюльена, она поняла, что он опять напился. Догадаться было нетрудно: брат мужа всегда либо пьян, либо рыщет по дому в поисках выпивки.
Он переступил порог. Абигайль, не оборачиваясь, уложила Мари-Роз в колыбель: малышка беспокойно захныкала, и молодая женщина погладила ее по спине, успокаивая.
— А нянька где? — поинтересовался Жюльен.
— Я же просила тебя не заходить в детскую пьяным, — склонившись над колыбелью, проговорила Абигайль.
— Фу-ты ну-ты, кто это тут у нас распоряжается!
Пусть у Жюльена заплетался язык, да и на ногах он стоял нетвердо, но соображал ясно. Впрочем, выпивка только прочищала ему мозги. Во всяком случае, когда дело касалось этой аппетитной штучки с болот — жены его братца!
С детских лет, видя у брата новую игрушку, Жюльен требовал, чтобы ему подарили такую же. Если ему отказывали, отнимал ее у Люсьена или ломал. А женщина — разве не та же игрушка?
Абигайль была невысокой и стройной, даже хрупкой. Но ноги у нее сильные. Пламя камина освещало соблазнительные линии ее фигуры, которые не могла скрыть тонкая ткань ее пеньюара. Жюльен живо представил себе, как ее ножки обвиваются вокруг торса его брата. А почему бы ему не заменить Люсьена?
Грудь у нее высокая и полная: сейчас, когда Абигайль кормит младенца, она стала еще аппетитнее. Однажды Жюльен схватил ее за грудь — и получил в ответ пощечину. Проклятье, что эта девка о себе воображает?
Жюльен захлопнул дверь за своей спиной. Шлюха, с которой он провел сегодняшний вечер, лишь разожгла в нем аппетит. И сейчас красотка Абигайль его насытит.
— Так где вторая сучка с болот?
Рука Абигайль сжалась в кулак. Она медленно повернулась, закрывая собой колыбель. Люсьен и Жюльен были близнецами, но различались как небо и земля. Люсьен — сама мягкость и доброта. А Жюльен был грубым, наглым и жестоким.
Он припомнила, что рассказывала о близнецах ее бабушка. Когда в утробе матери два младенца, случается, что один из них берет себе все лучшее, а другой — все худшее. Неужели это правда?
Абигайль не спрашивала мужа, был ли Жюльен таким от рождения, но в том, что пьяный он опасен, Абигайль не сомневалась. Что ж, сегодня ему придется узнать, что она способна себя защитить.
— Клодина — моя подруга. Не смей так о ней говорить! И убирайся отсюда. У тебя нет никакого права врываться сюда и оскорблять меня! На этот раз Люсьен обо всем узнает!
Он скользнул взглядом по ее шее и груди — и Абигайль поспешно запахнула пеньюар, заметив его похотливый взгляд.
— До чего же ты мерзкий тип! Вломился в детскую и пялишься бесстыжими глазами на жену своего брата!
