Алена Винтер - Своя-чужая жизнь, или Верни мою любовь
В офисе Кирилл расслабил узел галстука, расстегнул верхние пуговицы на рубашке и устало опустился в кресло. После общения с матерью он всегда чувствовал себя разбитым, словно она забирала часть энергии, которую против него же и использовала. Нина никогда не упускала случая сказать сыну, что он пытается «примерить на себя чужой пиджак». Это была ее излюбленная фраза, и еще при этом она детально расписывала, чем именно заканчиваются подобные эксперименты, когда человек занимается нелюбимым делом. Да, даром красноречия она явно не была обделена, так как после этих разговоров Кирилл ощущал себя неудачником, чья жизнь закончится в психиатрической клинике. Но он не мог не признать, что в словах Нины было много правды. Он также знал глубоко несчастных людей, волей обстоятельств вынужденных делать то, что им не по душе. Рано или поздно все они пересекали границу, за которой начиналось уныние и отчаяние. С другой стороны, Кирилл не был угнетен жизнью, доставшейся ему в наследство после смерти отца, но она очень отличалась от его привычного состояния: в ней было слишком много ответственности, занятости и стабильности, плавно перетекающей в рутинность. Кирилл уже забыл, когда он в последний раз посвящал время конкретно себе, потому что каждую минуту уделял работе. Случалось и такое, что даже во сне он продолжал решать производственные вопросы, назначал встречи и проводил собрания. После такой иллюзорной деятельности он просыпался злым и усталым. В эти минуты его часто охватывало желание оставить все и сбежать. Он готов был уйти из квартиры отца в одних джинсах и рубашке, без денег и других средств к существованию, лишь бы только подальше убраться из Москвы и, главное, прочь от нелюбимого офиса.
Кирилл часто представлял, как сложилась бы его жизнь, если бы отец был жив. Конечно же, он все равно привлек бы единственного сына к управлению компанией, но лучше бы это случилось попозже. Наверняка сейчас Кирилл занимался бы тем, что любил больше всего, – музыкой. Он с нежностью вспоминал дни, когда с друзьями, оставшимися в Лондоне, отбивал ритм в той конуре, которую они назвали студией. Сейчас их маленькая группа поймала волну успеха и записывала свой первый альбом, но уже без него. Ребята часто ему звонили, уговаривая вернуться, но он отвечал им то же, что и матери: «Простите. Возможно, позже, но не сейчас». Потом приходил вопрос, когда настанет это «позже», и его разочарованный разум не находил ответа. Вернее, Кирилл знал ответ, но боялся произносить его вслух. «Позже» не наступит никогда, так как невозможно быть сыном владельца продовольственной компании и ее новым хозяином и одновременно мечтать о карьере рок-звезды.
Так случилось, что ноша, которую отец взвалил на него, оказалась слишком тяжелой. В двадцать пять лет мечтаешь не о скучной жизни управляющего, который только и думает о прибыли, а о сладости мировой известности. Во всяком случае, Кирилл считал себя обманутым, потому что все его мечты звонко разбились, как стекло, столкнувшись с непробиваемой броней реальности. И хотя многие отдали бы половину жизни, лишь бы оказаться на его месте, сам Кирилл никому не пожелал бы такого, зная, как «чужой пиджак» жмет на плечи и не дает дышать, сдавливая грудь.
Задумавшись, он не услышал, что телефон на столе настойчиво требует ответа, и с удивлением посмотрел на заглянувшую в кабинет Марию Дмитриевну, секретаря отца, которая так же, как и все остальное, досталась ему в наследство. Заняв пост управляющего, Кирилл не стал делать кадровые перестановки, посчитав, что отец уже давно распределил роли между сотрудниками и сделал это с максимальной выгодой для себя и компании. Сотрудники с облегчением вздохнули, догадавшись, что их благополучию ничто не угрожает, и, к счастью для Кирилла, помогли ему безболезненно влиться в общую деятельность. Во всяком случае, внешне господин Юманов производил впечатление уверенного в себе молодого человека, который с готовностью принял в свои руки бразды правления. Ни один человек не знал, что на самом деле творится в душе у хозяина, да и Кирилл не намерен был демонстрировать посторонним свой внутренний разлад. Поэтому в глазах всех он выглядел человеком жизнерадостным, талантливым и деятельным, достойным продолжателем начинаний Германа Савельевича, о котором до сих пор многие скорбели, вспоминая его теплым словом за чайными посиделками.
– Кирилл Германович, у вас все в порядке? – вежливо, но с нотками беспокойства в голосе поинтересовалась долговязая Мария Дмитриевна.
– Да. – Кирилл потянулся к бумагам на столе, стараясь создать видимость занятости.
Мария Дмитриевна улыбнулась, довольная его ответом, и сделала несколько шагов по направлению к столу Кирилла. Она была такой тощей, что каждый раз создавалось впечатление, будто ее тело сразу раскрошится от любого неосторожного движения. Однако эта хрупкость была лишь внешней. Кирилл не раз бывал свидетелем ее недюжинной силы, когда она таскала неподъемные по весу папки с бумагами или двигала мебель в своем кабинете, что женщина проделывала с завидной регулярностью, так как обожала перемены. Каждый раз, не обнаружив ее стола на положенном месте, Кирилл удивлялся, но Мария Дмитриевна доходчиво объясняла, почему он на сей раз стоит у окна или плотно придвинут к стене, разглагольствуя об энергетических токах, которые либо способствуют, либо мешают работе.
– Герман Савельевич внимал моим советам, – добавляла она, но Кирилл, услышав это утверждение, сомневался в душе.
В очередной раз, глядя на то, как она ловко перемещает книжный шкаф в «зону комфорта», он злобно порекомендовал ей прекратить эти фэншуйские эксперименты. Угроза, прозвучавшая в его голосе, подействовала, и с того момента Мария Дмитриевна перестала раздражать его и всех остальных своими эзотерическими заморочками.
– У вас назначена встреча с господином Саяновым, – напомнила она.
– Он уже здесь?
Мария Дмитриевна утвердительно кивнула:
– Пригласить?
– Разумеется.
Он проследил за тем, как ее сухая фигура исчезла за дверью, поднялся и перешел в ту часть кабинета, где отец встречал особых гостей. В затененном углу комнаты находились два мягких дивана, за которыми было удобно вести теплые беседы, а между ними – стеклянный столик, где обычно стоял поднос с напитками и закусками. Менее почетных посетителей отец принимал у рабочего стола, поэтому попасть в категорию тех, кого встречают в дальней части кабинета, отгороженной от остального пространства матовой стеклянной стеной, считалось очень престижным.
Кирилл пожал руку вошедшему в кабинет Лене Саянову. Тот быстро направился к диванам, так как уже давно привык к тому, что беседы с ним проходят в уютной обстановке. Леня Саянов не был сотрудником компании, но его услугами пользовались многие из тех, кто ею управлял. Не далее как неделю тому назад первый помощник Кирилла, Борис Семенович, с горечью поведал друзьям о своей дочери, бросившей семью и укатившей с любовником на какие-то острова, где беглянку и обнаружил Саянов и с позором вернул мужу. В общем, Саянов являлся решением всех проблем, которые иногда случаются у сильных мира сего, и именно его поддержкой намеревался заручиться Кирилл. Ему была необходима помощь в поисках Вероники Юмановой, которая – по известным только ей причинам – отказывалась от встреч.
