Молчание Гамельна (СИ) - Варенова Александра

Они все делали вид, будто расстались не столь давно.

— Возраст, — Гамельн пожал плечами и сам сгреб их всех, птенчиков — подросших, огрубевших, охамевших, но еще без толкового оперения и чувства полета, чтобы летать без боязни. Всех, кроме Леоны.

— Будете чаю? — мама незаметно сновала по кухне все подмечающей хозяйкой. Заботливого Рудольфа рядом не наблюдалось.

— Благодарю.

— Я к себе, переодеться, — Леона передернула плечами и ушла, ушла скорее. Немыслимо! Гамельн сейчас снова обворожит-заколдует каждого, и этот каждый станет посягать на его внимание. Бесит-бесит-бесит! Леона пнула попавшуюся под ноги спортивную сумку. Плюхнулась на кровать.

Навязчиво казалось, что Гамельн войдет, скажет насмешливо: «И куда ты провалилась? Нам тебя не хватает», — и потом что-нибудь сделает такого, отчего уши покраснеют. Да хоть наклонится и оближет эти самые уши! Но Гамельн не приходил.

Громко тикали часы — в полутьме циферблат не различался. От простыней пахло мятой: мама недавно стирала. В углу затаился мяч. Шею открутит, если узнает, что Чарли им играл. А Чарли играл… Именным мячом! С автографом! Ну, Леона задаст ему взбучку. Один на один. На кулаках. Пусть сопляк знает, как по-честному. Но уступать девочкам заплетание косы Леона не станет. Там и волос-то. А у Леоны — косища. Как у Рапунцель. Это не Леона, а Дороти сказала. Гамельн усмехнулся тогда: в точку. Ее Гамельн, ее.

Открыла глаза Леона, когда за окном нежно светило солнце. Подскочила ужом. Черт, черт, черт. Как так вышло вообще? Почему в эту ночь? Сердце скакало кроликом.

В гостиной стоял накрытый стол, усеянный баночками с джемами, корзинкой с тостами и чашкой с дымком.

— Доброе утро. Как раз собирался тебя будить. Сейчас на работу — каждый на свою, а потом — за документами. В тот клуб я тебя одну больше не пущу.

— В какой? Стрип? — Чарли колупался в зубах, и скабрезность приобрела оттенок минус ста.

— Не исключаю, — Гамельн серьезно кивнул. — Поэтому тебя мы точно взять с собой не можем.

Чарли надулся как мышь на крупу.

— Я могу и тихо в машине посидеть… Нужны мне, что ли, продажные женщины.

Леона едва на ровном месте не споткнулась.

— У вас другое важное дело. Не забудь. — Гамельн отхлебнул из чашки и приподнял, показывая Леоне. — Это тебе. Вкусный чай получился.

— Помню-помню, — Чарли сник и забуравил взглядом стол.

— А девочки где? — Леона намазала на сэндвич абрикосовый джем и с наслаждением откусила.

— Спят. Мы только к полшестому разбрелись. А Чарли считает, раз не уснул до двух ночи — нет смысла вообще ложиться.

Леона вдохнула аромат чая, пахнущего горячим лимоном и травами: в свое время она тоже начиталась всяких статей про пользу сна в зависимости от часов после полуночи. А когда стала совмещать учебу с работой, все это стало неважно. Леона и так дрыхла без задних ног.

— Гамельн, а Кевин?.. — голос Чарли звучал изломанно.

Гамельн присел перед Чарли и взял его руки в свои.

— Кевина мы все вместе навестим перед отъездом. Я… не решался один.

Чарли изломил брови и поджал губы. Кажется, понял. Или догадывался. Но верить пока не хотел.

— Его путь светел, — Гамельн будто сам себя убеждал. — Он стал настоящей вольной птицей.

Леона отвернулась, зацепилась взглядом за отсвет зеленого и задохнулась. На стене висела картина домика в лесу. Тот дышал солнцем и жизнью наравне с запущенностью, словно ждал, когда в него вернутся. Леона закусила щеку изнутри. Вернутся. Обязательно. Не сразу и даже, вероятно, не в этом году, но домик в лесу снова наполнится смехом. Вопреки всему.

— Допила? Уже пора выдвигаться, — Гамельн тронул Леону за плечо, и она едва не расплескала чай.

— А, сейчас, — Леона стала жадно глотать с микроперерывами — чай еще хранил горячий след, и после каждого глотка требовалась передышка.

— Опять растрепалась, — Гамельн потянул резинку вниз и зарылся в волосы Леоны, распуская косу.

Леона едва не застонала. Гамельн споро распускал прядки, и по телу как разряды тока проходились. А уж когда прошелся расческой — откуда только выудил? — и начал на макушке творить магию, Леона чуть не заурчала и прикрыла глаза. Чай остывал в ладонях, плескаясь у донышка.

Гамельн плел споро и туго — коса тяжело касалась шеи. Девчонки из класса всегда завистливо вздыхали и даже несколько раз безуспешно хотели напроситься в гости — думали, это мама ей делала. Но та от природы оказалась косорука на приведение волос в приличный вид. Зато в Гамельне неожиданно открылся талант. И на голове Леоны стали появляться то «драконы», то «рыбы», то «французские плетенки».

Мудло всегда подкалывал «самая красивая и стильная девочка на районе». Ребята завели выражение «следуй за косой», а кто бегал на свиданки — фоткали для наглядных примеров.

Гамельн скрепил косу резинкой и поцеловал в висок. Леона уже выдохнула полустон, когда вспомнила про Чарли. Распахнула глаза — Чарли кемарил над телефоном, который купил несколько дней назад взамен старому, и явно залипал на ленте новостей или что он там листал. Гамельн фыркнул у Леоны над ухом и кивнул на выход. Да-да, им пора. А жаль.

Вместо снятой напрокат машины они поехали на машине Рудольфа.

— Камеры. Не забывай. Руди и ту машину на себя оформлял. Для отвода глаз. На самом деле он не в восторге от всего, что происходит. Глубоко не в восторге.

— Но все равно помогает? — Леона уставилась на профиль сосредоточенного Гамельна. Тот не отрывался от дороги ни на миг.

— Руди сильно любит твою маму. Действительно любит. Бетти поставила ультиматум: или он в деле, или пускай уходит и не возвращается.

— Мама?!

— Да. Ты даже не представляешь, какой путь она прошла ради тебя. Насколько сильно переломала старые принципы и создала новые. Бетти — хорошая мать.

Леона сглотнула. Этот вердикт Гамельна — куда больше обычных слов. Многие просто не выдерживали его давления и силы. «А ты гордишься своей мамой?» Воспоминание о самой-самой первой встрече холодком прошлось по спине. Теперь Леона могла смело ответить: горжусь.

— Лео, послушай, — Гамельн подъезжал уже к «Оксфаму», и отчаянно захотелось утроить-учетверить-удесятерить путь. — Нам придется не видеться как минимум месяц. Может, дольше. Это цена безопасности — и твоей, и моей. Выдержишь?

Он припарковался и приглушил мотор. Шумы улицы обтекали, еще не прорываясь внутрь.

— А ты?

Гамельн усмехнулся горько и поцеловал — как в последний раз. Леона отчаянно ловила его язык и губы. Обхватила лицо, зарылась в волосы, не в силах оторваться. Гамельн отвечал тем же. Жадно целовал в губы, подбородок, нос, щеки, будто хотел запомнить каждую черточку.

— Мы еще вместе поедем в клуб. Доберешься сама?

— Да.

Гамельн застыл, пристроил ладони поверх ладоней Леоны, погладил пальцы. Будто просил: не отпускай, не отпускай… Прислонился лбом ко лбу. Прикрыл глаза. Между ними едва ли оставался миллиметр.

— Я что-нибудь придумаю, Лео, — Гамельн отчего-то шептал. — Обещаю.

— Я верю, — Леона выдохнула и оторвалась тяжело. — Пора.

Гамельн лишь кивнул заторможено. У него были глаза человека, который боялся все потерять безвозвратно. Дурак! Леона поцеловала его стремительно-торопливо.

— Даже не думай от меня избавиться! Ты — мой.

— Твой, львенок, твой.

Гамельн уехал сразу же, как Леона выбралась из машины. И стоило больших усилий не пялиться вслед, а пойти, наконец, на работу. То-то сменщик удивится спонтанному возвращению. Нужно будет отдать ему смены и взять дополнительные. Забить себя работой под завязку. Она справится, она справится… У них есть еще целый вечер.

В клуб Леону сначала не хотели пускать.

— Где пропуск? — на входе стоял не длинный самурай, а мужик с лицом киборга. Автомат на него направь — не шелохнется.

— Я к мистеру Хэнкоку. У нас личная встреча.

— Мистер Хэнкок не оповещал меня ни о каких встречах.