Николай Сухомозский - Океан лжи (СИ)
Напрасно ты подумал плохо и о Жавиго — моем кузене. Да, возможно, хотя этот тезис и достаточно спорен, место танцовщицы в кордебалете — не самое прекрасное занятие для молодой девушки. Однако в той ситуации для меня это был выход. Во всяком случае, не приходилось думать о куске насущного.
А теперь — о главном. Хотя, что в моем послании главное, а что — нет, самой определить не просто.
Ты, думаю, уже догадался: речь — о деньгах. Боже, сколько я передумала, прежде чем решиться их у тебя попросить! Почему не сказала, зачем именно такая сумма понадобилась? Попытаюсь, если получится, объяснить.
Еще за несколько недель до того, как ты сказал мне „прощай“, я побывала в одной из суперсовременных частных клиник Санта-Круса (чтобы попасть туда на прием, пришлось — прости! — продать все твои подарки; оставила только амулет). Там заявили, что, несмотря на коварность гемофилии, они могут попытаться сохранить жизнь и мне, и ребенку. При одном условии: весь, оставшийся до родов срок, я должна лежать у них под пристальным наблюдением специалистов. Обошлось бы так называемое „сохранение“ сто тысяч песо.
Каждую из наших последних встреч я собиралась тебе обо всем рассказать. Да так и не осмелилась! А потом… мы расстались. Что оставалось делать?
Первым делом снова отправилась в Санта-Крус — уточнить окончательно детали возможной госпитализации. И, окрыленная подтвердившимися благоприятными прогнозами, проявила непростительную слабость — набрала номер твоего телефона. Первый раз — безуспешно: тебя не оказалось на месте. Потом мы довольно странно поговорили.
Но это ли беда, если ты пообещал ссудить меня необходимой суммой?
Безусловно, я могла сказать правду, назвать номер счета клиники, на который следует перечислить деньги. Однако такой шаг показался слишком грубым, что ли. Смахивающим, да-да, на шантаж: любовница, прикрываясь (или угрожая) ребенком, требует от его отца денег.
К тому же, гарантии медиков — гарантиями, но случиться могло все, что угодно. И в случае гибели малыша (ультразвуковые исследования показали, что „юная креолка“, как ты меня называл, когда пребывал в хорошем расположении духа, должна разрешиться от бремени особью именно мужского пола) зачем тебе знать о его существовании?
Наличные — вот в чем увидела спасение. А ты пришел к такому странному и страшному выводу. Совсем, глупыш, оказывается, не знал собственную любовницу.
Сразу же после того, как Жавиго сообщил мне о твоем отказе, я вернулась в Ла-Пас. И решилась на аборт. Не думая о себе. В голове билась одна-единственная мысль: обеспечить малышу достойную жизнь в одиночку я не смогу. Даже если останусь жива А плодить нищету — аморально.
Да, я не удержалась и позвонила тебе еще однажды. Чтобы последний раз сказать, как тебя люблю. Увы, связь была очень плохой, и я даже не знаю, разобрал ли ты мои слова.
Закончив письмо, попрошу отправить его с курьерской доставкой. Расплачусь твоим единственным подарком, который у меня остается, — оберегом.
Прости, что пишу на домашний адрес — рассчитываю на тактичность твоей супруги. Вы ведь, помню по твоим скупым словам, друг другу полностью доверяете, и она не позволит себе вскрыть конверт, адресованный тебе.
Если вдруг захочешь меня увидеть, не пытайся. Дома меня не найдешь. Я лежу на тростниковой циновке в хижине из дерновых блоков без единого окошка в квартале, где живут знахари племени кольяуайа (за старым собором святого Франциска). Плошка с жиром ламы дает совсем немного света. Впрочем, может, это и лучше. Ибо мне кажется, что в темноте я вижу тебя. Впрочем, не исключаю, что это уже бред…
Дело в том, что аборт мне старуха сделала неудачно. Да ещё роковая болезнь. Во всяком случае, я истекаю кровью, и, чувствую, как во мне постепенно угасает жизнь.
Кстати, я видела твой „Сиг“, когда сразу после аборта, имея еще силы, выходила за конвертом. Боясь, что ты меня тоже можешь случайно засечь, быстро юркнула в ближайший переулок.
Когда ты будешь читать письмо, меня, скорее всего, уже не будет во „внутреннем мире“, населенном людьми. Огромные черные псы по тонкому волосяному мосту, переброшенному через страшную пропасть, переведут „крошку Элен“ (ты еще не забыл, что называл меня и так?) в землю немых[28]. Где я увижу Копье света, Луч солнца и Млечный путь.
Прощай, любимый! Прощай навсегда! Мы с тобою, если будет угодно Виракоча[29], увидимся теперь уже в „верхнем мире“. Где все прекрасно, нет зла и царит любовь. Я благодарна богам, что ты у меня был.
Прощай! Навеки твоя Элен».Господи, что же это такое?!
Действующий на нервы писк мобильного телефона. Кому там еще он срочно понадобился?! Пребывая в состоянии прострации, машинально вытащил пластмассовую коробочку из кармана, нажал кнопку. Плохо соображая, пробежал глазами текст SMS-ки: «Старик! Не могу с тобой связаться — опять барахлит, будь она неладна, связь. А поскольку ненаглядная газета настоятельно требует моего отсутствия — до завтрашнего полудня — прими, на всякий случай, к сведению, что, согласно окончательно проверенным данным, в неблаговидных делишках Жавиго никогда замешан не был. На него ловко „перевел стрелки“ НЕКИЙ МЕРЗАВЕЦ. Подробности — при завтрашней (это уже железно!) встрече. Заказывай столик! Адью. Нулти».
XXXII
В дверь позвонили и одновременно забарабанили (когда он успел ее захлопнуть?) увесистыми кулачищами. Крид тенью метнулся в прихожую, чтобы открыть. Инстинктивно отвел взор в сторону. Дабы не смотреть на лежащую, с неестественно подогнутыми коленями, у Марон.
И увидел пистолет. Откуда он? Чей? Грабители, что ли, к ним ворвались?!
Несчастный, какие грабители?! Это же твой пистолет. И супругу прикончил ты!
Наклонился, поднял оружие. Потрогал ствол, еще хранящий тепло сумасшедшего выстрела. Надо сдать его полицейским, в квартиру ломятся наверняка они.
Откуда этот туман? Так плохо видно дверь! Будто слепой, шагнул вперед, протягивая руку с пистолетом к фиксатору замка. В этот момент дверь с треском упала на пол, накрыв собою Марон. «Ничего, ей уже не больно», — успел подумать Крид прежде чем услышал окрик-требование:
— Брось оружие!
— Возьмите! — вытянул вперед руку.
Сильнейший удар в грудь бросил его на лежащую на полу дверь.
Искреннее недоумение «Того, кто таков это чертов Боб Сентон, я так никогда и не узнаю!» стало его последней мыслью…
— Ненормальный! — заключил страж закона, первым переступивший порог квартиры. — Это же надо додуматься — направить ствол на полицейского!
