Айрис Джоансен - Живая мишень
— Так ты говорил серьезно? Ты и вправду хочешь…
Морган открыл альбом для эскизов на чистой странице.
— Ты абсолютно права. Итак, с кого мы начнем?
— Значит, бакенбарды были чуть длиннее? — . уточнил Морган. — Вот так?
— Кажется, да. Но лоб был чуточку шире, а линия волос — выше.
Карандаш Моргана снова зашуршал по бумаге.
— Родинки, шрамы?
— Я не помню.
— Ответ не принимается, как говорят в наших интеллектуальных шоу. Итак?
— Но я и в самом деле не помню. Я и видела-то его всего несколько секунд! Тех двоих, что ждали вертолет на поляне, я запомнила, а этого…
— И тем не менее постарайся.
— Говорят тебе, он сидел в кабине вертолета, там было даже темнее, чем в лесу.
Алекс вспомнила огненный шар в небе — оранжево-красный, с траурной черной оторочкой — и вздрогнула.
— Ты просто не хочешь вспоминать.
— Пошел ты к черту, Морган!
Он проигнорировал ее вспышку и снова склонился над альбомом.
— Ты сказала — он стрелял в Найдера. Начинай вспоминать с того момента, когда он поднял винтовку и выстрелил. Ну?
— Я не помню!
— Какая у него была винтовка?
— Ну… обычная. Черная.
— М-16?
— Да, как у наших солдат, только короче.
— Ясно, десантный вариант. Итак, он вскинул винтовку. Постарайся мысленно провести взгляд вдоль ствола к прикладу… Видишь ее?
Алекс кивнула. Она действительно вспомнила, как по вороненой стали бежали голубые блики — отсветы прожекторов машины Найдера.
— Видишь?
— Да.
— А лицо? Видишь лицо? Ты должна вспомнить лицо! Какие у него были губы?
— Т-тонкие. Да, тонкие.
— Скулы?
— Высокие. Очень высокие. Из-за них его лицо было похоже на ромб.
— Ага, есть… — Карандаш Моргана забегал по бумаге. — Брови?
— Густые. Кустистые.
— Глаза?
— Не помню. Было темно, и потом — он прищурился, когда целился. По-моему, все-таки темные. Да, скорее темные.
— Нос?
— Прямой. Короткий. Ноздри чуть-чуть вывернуты.
— О'кей, начало есть. Дай мне пару минут. Потом я покажу тебе, что у меня получилось, и мы вместе уточним детали. — Морган снова склонился над альбомом.
Работа над портретами трех преступников заняла у них почти всю вторую половину дня. Морган задавал Алекс все новые и новые вопросы, заставлял припоминать малейшие подробности и детали. Впрочем, портреты первых двух мужчин они закончили сравнительно быстро, хотя Алекс и пришлось изрядно попотеть. Но третий набросок никак не удавался. Она почти ничего не помнила и была уверена, что не вспомнит, но Морган не оставлял ее в покое. Сам он, казалось, не знал усталости и безжалостно понукал ее.
— Шея? Какая у него была шея? Может, у него был двойной подбородок?
— Нет, не было. У него подбородок… прямоугольный, четко очерченный. Нижняя челюсть массивная, как у Стивена Сигала… Что с тобой?
Морган на мгновение застыл, но быстро справился с собой. Карандаш его снова задвигался по бумаге, хотя уже не так быстро.
— Н-нет, ничего. Просто я хотел убедиться, что ничего не упустил.
Через несколько минут он поднял на нее взгляд.
— Ты отлично сработала. — Он развернул альбом так, чтобы ей был виден рисунок. — На, смотри. Вот тот, кто стрелял в Кена Найдера.
Алекс наклонилась вперед. Морган изобразил третьего мужчину стреляющим из винтовки. На рисунке он прижался к прикладу щекой и хищно — совсем как тогда — прищурился, готовясь нажать спуск…
— Ну, как?
— У тебя он выглядит слишком… молодо. Можно подумать, ты сознательно его приукрасил. Насколько я помню, у него было более худое лицо, а у глаз — вот здесь — морщинки.
Морган снова развернул альбом для эскизов к себе и склонился над ним.
— Морщинки, говоришь? Да, конечно, морщинки… А какие у него были уши, помнишь?
— Мне кажется, прижатые. Впрочем, я не рассмотрела их как следует. Винтовка…
— Постарайся вспомнить. Ну? — Он сказал это требовательно, властно, почти грубо. Карандаш его при этом продолжал ходить по бумаге. — Ведь ты вспомнила бакенбарды, вспомнишь и про уши.
— Сейчас, сейчас, подожди минутку… — Алекс нахмурилась.
— Не думай, только не думай! Говори первое, что придет в голову. Потом, если что-то будет не так, мы поправим.
— Ради бога, Морган, дай мне перевести дух!
— Ты хочешь отдохнуть? — Он снова бросил на нее быстрый взгляд, и в глазах его не было ни сочувствия, ни снисхождения. Как и в самый первый день, они были холодными, спокойными, жесткими.
«Нет, — подумала Алекс, — отдыхать некогда. Если он может идти по следу с таким упорством и самоотречением, значит, и я могу».
— Не особенно, — небрежно сказала она и закрыла глаза, вспоминая. — Да, уши прижатые, небольшие, правильной формы, только мочки толстые, как капельки.
— Что ж, мне кажется, мы сделали все, что могли, — сказал Морган и поднялся. — Сейчас тебе нужно немного вздремнуть, а потом мы вернемся к рисункам еще раз.
— Ничего мне не нужно, — возразила Алекс. — Я хочу взглянуть на рисунки сейчас.
— Взглянуть-то ты можешь, но я сомневаюсь, что ты что-нибудь увидишь — у тебя глаза слипаются. Мы работали семь часов подряд, и… и я думаю — теперь ты действительно устала.
— Нет. — Она решительно взяла у него альбом. — Эти последние наброски очень похожи. Ты отправишь их детективу Леопольду?
— Может быть.
— Что-что?!
— Не волнуйся. Чтобы установить личности этих троих, существуют и другие способы. И, возможно, более надежные и более быстрые. — Морган шагнул к двери. — Поспи, пока я «доведу» рисунки. Тогда и поговорим.
— Я хочу говорить сейчас! Я семь часов работала, не жалея себя, вовсе не для того, чтобы готовые портреты преступников оказались неизвестно где, неизвестно в чьих руках! Я хочу… нет, я требую, чтобы ты передал их полиции или в ФБР. Словом, в любое государственное правоохранительное агентство, способное идентифицировать этих мерзавцев.
— Один из них уже идентифицирован.
— Что-о? — У Алекс вытянулось лицо. Морган показал ей портрет второго мужчины.
— Это Джордж Лестер. Человек, который сидел за рулем голубой «Тойоты» и пытался убить тебя в отеле.
— Как ты узнал его имя?
— Пока ты была без сознания, я связался с одним моим знакомым. Он и рассказал мне, что полиции удалось идентифицировать человека из отеля «Золотой самородок» по отпечаткам пальцев и зубной карте. Никаких сомнений у них нет — это именно Джордж Лестер из Детройта. Не самый приятный тип. К сожалению, о его связях почти ничего не известно, что, конечно, осложняет дело.
— Ты сказал — по его зубной карте? Значит, его… он мертв?
