Жнец - "РуНикс"

Габриэль Виталио уставился на Тристана, лишившись дара речи.

– Одно слово, – побуждал Тристан, сбросив маски. Отец Мораны молча покачал головой. – А теперь слушай меня, и слушай внимательно, – произнес он, схватив того за челюсть и тряхнув для большей убедительности. – Она под моей защитой. Моя. Никто не смеет ее трогать. Никто не смеет дурно о ней отзываться. Ни я, ни ты, никто другой. В следующий раз, когда услышу, как ты отзываешься о ней как-то иначе, кроме как о женщине, которой она является, я вырежу тебе язык и скормлю его твоим собакам. Если еще хоть раз увижу тебя рядом с ней, то убью тебя. Держись. От. Нее. Подальше. Понятно?

Габриэль кивнул.

Тристан ответил тем же.

– Хорошо. А если вдруг забудешь об этом, то вспомни, как ради нее я убил своего отца, еще будучи мальчишкой. И подумай о людях, которых я могу убить, уже будучи взрослым мужчиной, чтобы защитить ее.

Отец снова молча кивнул.

На этот раз Тристан Кейн вышел из кабинета.

Морана откинулась на спинку стула в потрясении.

Переполненная чувствами.

Она не сводила глаз с экрана, наблюдая, как отец кому-то звонит и занимается прочими делами. Перемотала запись и пересмотрела сначала. Его появление, сломанный палец, угрозы, выстрел, снова угрозы, уход. А потом повторила это снова, снова и снова, пока каждая поза, каждый нюанс, каждое слово не запечатлелись в сердце. Каждое слово Тристана ударяло ее в сердце, постепенно пробивая в нем брешь, пока оно не раскололось надвое и не впустило его внутрь.

Морана не могла вспомнить, чтобы кто-то хоть раз в жизни за нее заступился. Она жила с мужчинами, которых считали сильными, но жила в страхе. Жила с отцом, который отворачивался, когда мужчины трогали ее под столом. Жила одна, никогда даже не думая, что однажды кто-то бесстрашно ворвется в кабинет ее отца, ранит его и будет ему угрожать – и все ради нее.

А Тристан сделал это. Он сделал выбор еще до того, как Морана его об этом попросила. Хотел защитить ее еще до того, как узнал о том, что было ей известно. Желал ее еще до того, как она открылась ему. Эта встреча с ее отцом, состоявшаяся за несколько часов до того, как он ее нашел, и основанная лишь на их прежнем общении, показала Моране его исключительную заботу и уважение по отношению к ней.

У нее по щеке скатилась слеза, и она поставила ноутбук на стол. Морана смахнула ее, чувствуя, как сердце распирает, как никогда прежде. Ее переполняло от того, что она была окружена теплом в безопасном месте с незнакомой женщиной, которая раскрыла ей свою душу, с друзьями и мужчиной, который без страха отправился бы за ней на край света.

Морана встала и подошла к окну. Все больше слез текло по ее лицу – радость, печаль, боль, облегчение слились воедино, пока она не перестала отличать одно от другого.

Она смотрела на лужайки и не сходила с места, пока не услышала, как открылась дверь в дом, и раздался голос Данте. Морана повернулась к двери, чувствуя, как все внутри переворачивается, и стала ждать, когда она откроется.

Открылась.

В комнату вошли Данте и Тристан, оба в тех же в костюмах, в которых были утром, только теперь слегка помятых. Галстук Данте перекосился, Тристан и вовсе без галстука. Данте посмотрел на Морану и улыбнулся ей. Тристан просто приковал к ней взгляд.

И Морана больше не могла сдерживаться.

Не колеблясь ни секунды, она побежала к нему, обхватила за шею и крепко обняла.

Ощутила, как он напрягся всем телом от потрясения и удивления, а потом уткнулась лицом ему в шею.

– Данте, – прогрохотал его голос из самой груди.

– Я буду снаружи, – ответил Данте, и Морана услышала, как за ним закрылась дверь.

А потом Тристан нерешительно сомкнул вокруг нее руки, будто не знал, как ее обнять. Морана крепче обняла его за шею, встала на цыпочки и прильнула, впервые прижимаясь к нему всем телом. Постепенно его руки сжали ее крепче – одна легла на талию, вторая обхватила затылок.

– Что-то случилось? – спросил он тихо, почти шепотом, и его хриплый голос прозвучал прямо возле ее уха.

Охваченная бушующими внутри эмоциями и с текущими по щекам слезами, Морана помотала головой.

– С тобой все хорошо? – Его тон слегка смягчился.

Она кивнула, уткнувшись ему в шею.

Морана чувствовала, что он сбит с толку ее поведением, но на этот раз ей было все равно. Она заслуживала обнимать того, кто заботился о ней так, как он. Тристан заслуживал, чтобы его обнимала та, что заботилась о нем так, как она.

Он молча подхватил ее на руки и пошел в зону отдыха. Морана обнимала его крепкую шею, держа ноги на весу. Тристан повернулся, сел на тот же диван, на котором сидела она, и Морана, подогнув ноги, чтобы устроиться поудобнее, села на него верхом. Почувствовала, как пистолет на его поясе прижался к ее бедру, но не подняла головы, все так же уткнувшись в изгиб его шеи.

Она ощущала его мускусный запах, смешавшийся с ароматом одеколона, уловила, как пульсирует вена у нее под щекой, когда прижалась ближе, ощутила мягкость волос, когда провела пальцами по прядям. Его сердце билось возле ее груди. Теплые мужские мышцы казались твердыми на ощупь под каждым мягким изгибом ее тела. Его таз идеально устроился между ее бедрами.

Тристан крепко и неподвижно обнимал ее миниатюрное тело. Не гладил, не изучал, не делал ничего. Морана чувствовала, что он отчасти боялся спровоцировать ее, а отчасти не понимал, почему она вдруг прицепилась к нему, как коала к своей любимой ветке.

Спустя несколько минут, на протяжении которых она обнимала его, а он позволял ей делать это безо всяких возражений, Морана отстранилась и посмотрела на его кадык, видневшийся в расстегнутом воротнике белой рубашки.

Позволив себе поднять взгляд, она наконец посмотрела в его глаза.

Его поразительные голубые глаза заставили ее тихо вздохнуть. Они смотрели настойчиво, но не настороженно, как у хищника, а гораздо мягче, гораздо нежнее. Тристан ждал, когда она объяснит свое странное поведение.

Морана обхватила его лицо ладонями, чувствуя, как щетина приятно царапает кожу, а потом выразила в одном слове все чувства, от которых сжималось ее сердце.

– Спасибо.

Тристан нахмурился на мгновение и слегка наклонил голову влево, пытаясь понять, что с ней происходит.

– За что? – спросил он минуту спустя.

Морана погладила его по щекам большими пальцами:

– За заботу.

Он не понимал. Ну конечно, не понимал. Да и как ему понять? Он ведь не знал всей истории. Не знал, кем стал для нее. Не догадывался, что она видела, как он поступил с ее отцом, когда она пропала. Он не понял этого, потому как не знал, что снова накренил ее мир на оси, да так, что Морана не сомневалась: ей больше никогда не будет холодно и одиноко.

Но она не сможет донести это до него, не сможет ни о чем ему рассказать. А потому она сделала то единственное, что могла сделать в этот момент.

Она наклонилась и прильнула к его губам.

Он замер.

Застыл совершенно неподвижно.

Слегка сжал ее бедра руками, но сам сидел под ней, не шелохнувшись. Моране было все равно. Она обнимала его со всей теплотой, которую испытывала к нему в своем сердце, и, наклонив голову, выразила ее в этом поцелуе. Она покусывала его губы, пробовала их. Целовала мягко, трепетно, даря ему всю нежность, которую Тристан, как она знала, никогда не получал за последние два десятка лет.

И он позволил ей. Позволял одарить его и принимал ее нежность. Принимал ее. Он не отвечал на поцелуй, но и не отталкивал.

Морана ощущала вкус его губ так, как ей хотелось уже очень давно. Наклонив голову в другую сторону, она снова приникла к его губам, соединив их на мгновение, а потом пососала его нижнюю губу и почувствовала, как щетина на подбородке трется о ее кожу, а жесткие волоски вокруг губ обжигают ее губы.

В дверь постучали.

Морана разорвала самый легкий, самый восхитительный поцелуй и пристально посмотрела ему в глаза.

– Ты, – прошептала она, – Тристан Кейн, прекрасный, прекрасный человек. И мое сердце бьется для тебя.