Элейн Каннингем - Алиса
Я отошел по причалу на дюжину футов, когда Маллиген окликнул меня:
— Кэмбер!
Я обернулся.
— Еще кое-что, Кэмбер. Сегодня ночью…
— Да, сэр?
— Сегодня ночью позабудь про свою интеллигентность. Хватит причитать над своими обидами. Разозлись, Кэмбер! Покажи им, где раки зимуют!
Я кивнул и зашагал прочь.
9. Шлакман
Алиса встречала меня, стоя у окна. Дождавшись, пока я припарковал машину у входа, она открыла дверь и — порывисто бросилась мне на грудь.
— О, Джонни, как я тебя заждалась. Мне показалось, что прошла целая вечность. Почему ты так задержался?
Я поцеловал её и мы ещё немного постояли, тесно прижавшись друг к другу. Я пообещал, что непременно обо всем расскажу. Чуть позже.
— Но тебе хотя бы удалось взять лодку?
— Да, — кивнул я. — Лодку я взял.
— Слава Богу. Знаешь, Джонни, мы ведь с тобой ещё ничего не ели.
— Я совсем не голоден. Да и потом у меня сейчас кусок в горло не полезет.
— Я открыла банку сардин с помидорами. Съешь хоть что-нибудь, Джонни.
— Нет-нет, я не могу. Звонил кто-нибудь? Я имею в виду…
— Нет, — помотала головой Алиса. — Было всего три звонка. Но не от них. Странно все-таки устроены люди: они каким-то образом пронюхали, что у нас что-то неладно. Снова звонила Дженни Харрис, за ней — Фрида Гудман и наконец — Дейв Хадсон.
Я насторожился.
Уже на полпути в кухню Алиса обернулась и сказала:
— Он был очень встревожен, Джонни.
На кухонном столе уже были расставлены тарелки и кое-какая нехитрая снедь. Пахло свежесваренным кофе.
— Сядь, — сказал я. — Выпей хотя бы кофе. А что встревожило Дейва? Надеюсь — не мой чек?
— Нет, Джонни — не чек.
Тогда я рассказал ей про спортивные пистолеты. Алиса выслушала и вздохнула.
— Бедный Джонни.
— Я не нуждаюсь в том, чтобы меня жалели, — раздраженно выпалил я.
— А что бы ты сделал с этим пистолетом?
— Сам не знаю. Я ведь никогда ещё ни на кого не злился по-настоящему. Что бы со мной ни случалось, я всегда винил самого себя. Занятно вышло, когда я впервые увидел этого Маллигена, владельца лодочной станции — ну ты знаешь, да? Так вот, раньше я бы сказал себе: «это смутьян — держись от него подальше». Я ведь всегда страшился таких людей и сторонился их, как чумы. Так вот, этот Маллиген в качестве напутствия пожелал мне, чтобы я разозлился. Всю обратную дорогу я размышлял над его словами. Ты понимаешь, что я имею в виду, Алиса?
Чуть помолчав, она ответила:
— Кажется, понимаю, Джонни. Но, с другой стороны, все это случилось уже после того, как ты пытался купить пистолет у Дейва.
— Да, это верно. Я был тогда сам не свой.
— Джонни, зачем тебе сдался этот пистолет? Нас ведь уже не изменишь. Что бы ни случилось с Полли, мы с тобой останемся прежними. Или ты считаешь, что ты способен прицелиться и хладнокровно выстрелить в живого человека?
Я взвесил её слова, прежде чем ответил:
— Нет, не могу.
— Я рада, — кивнула Алиса.
— Что от меня мало толку в такой передряге? Что я вообще ни на что не годен?
— Что ты такой, какой есть.
Тогда я выложил ей все про Ленни и про красный «мерседес». Не утаив ни слова. Выслушав мою исповедь, Алиса, должно быть, с минуту, а то и две, молчала. То, о чем она потом спросила, неприятно меня поразило. Алиса пожелала знать, какие чувства я питаю к Ленни Монтес.
— Никаких. Абсолютно никаких.
— Ты ведь мог силой затащить её в полицию, — медленно произнесла Алиса. — Мисс Климентайн хорошо разглядела её, когда она приезжала за Полли. Неужели это не пришло тебе в голову, Джонни? Или — пришло?
— Нет.
Никогда прежде мне не приходилось видеть на лице Алисы такого выражения — ужаса, перемешанного с презрением.
— Клянусь тебе — я этого просто не сообразил. Ей-богу, Алиса, я даже не подумал, что мисс Климентайн может опознать Ленни.
— Неужели, Джонни?
Слезы отчаяния, гнева и безнадежности навернулись мне на глаза.
— Нет, нет и ещё раз — нет! Что я, по-твоему — совсем чудовище?
— О, Джонни, я больше не знаю, что и думать.
— Как бы я ни поступил, — попытался оправдаться я, — ведь Полли все равно осталась бы у них.
— Джонни, Джонни, неужели ты не понимаешь — но ведь она-то оказалась бы у нас в руках! Твоя стерва! У нас наконец была бы козырная карта, с которой мы могли бы обратиться в полицию и покончить с этой шайкой.
— Что ты пытаешься этим сказать? — выкрикнул я. — Что я собственноручно подписал смертный приговор нашей дочери? Ты к этому клонишь?
— Нет, Джонни, я этого не говорила.
— Ты совсем безжалостная, Алиса.
— Ты сам не хочешь, чтобы тебя жалели.
Мы молча сидели в гостиной, следя за бегом часов и ведя собственный мучительный отсчет времени. Мы просидели так около двадцати минут, но это были самые томительные и страшные минуты в моей жизни. Ничто не могло сравниться с безудержным и агонизирующим отчаянием, которое охватило меня в те минуты. Только что состоялся суд, признавший меня виновным в преступной небрежности. Приговор — убийство собственной дочери — я вынес себе сам. Поставьте себя на мое месте — и вы поймете, каково было мое состояние в эти двадцать минут.
Алиса это прекрасно понимала. Она не пыталась хоть как-то ослабить мое бремя — это было бы бесполезно, — но через двадцать минут вдруг нарушила молчание и произнесла, как бы между прочим:
— Знаешь, Джонни, пока тебя не было, я все время ломала голову над загадкой исчезновения ключа…
Я промолчал, а она продолжила:
— И, мне кажется, я поняла, кто его взял.
— Ты это поняла?
— Думаю, что да. Точно я не уверена. Но, чем больше я думаю, тем больше убеждаюсь в своей правоте.
— И кто же его взял, Алиса?
— Полли.
— Полли?
— Да. После того, как ты мне позвонил утром, я положила его на кухонный стол, а сама вышла в гостиную. Полли оставалась на кухне. Она видела, как я положила ключ на стол. Она ещё спросила меня, что это такое. Когда я показала, она воскликнула: «Ой, какой забавный ключик! Он совсем плоский». Я объяснила, что этот ключ отпирает специальный шкафчик, в котором люди хранят свои самые большие ценности, например, такие, как её куколки. Должно быть, этот ключ поразил воображение нашей малышки. Потом, когда я собралась, я просто крикнула из гостиной: «Пойдем, Полли, а то опоздаем». В кухню я больше не заходила и ключа не видела.
— Да, но Полли скорее всего зажала бы ключ в своей ладошке. И ты бы его увидела. В её платьицах ведь карманов нет! Или я ошибаюсь?
— Она была в своем сером костюмчике, а в нем как раз карманы есть. Должно быть, малышка просто положила ключ в один из них.
