Эдуард Володарский - Террористка Иванова
— Но почему? — вновь требовательно спросила Галка. — Я ее тоже видела… она такая жуткая… злобная…
Витька повернулся и пошел прочь от них и от дома, к которому они уже подошли.
— Ты куда, Витя… — Пилюгин догнал его, взял за руку.
— Я поеду домой, — ответил Витька. — Я не хочу с вами.
— Ты извини Галю, она тоже перенервничала сильно. Она же перепугалась за меня, разве не понятно? Пойдем, пойдем… Дома тебе плохо будет. Одному всегда плохо, а тем более сейчас. Пойдем, Витя…
В холодильнике оказалось четыре яйца и кусок докторской колбасы, и скоро на плите шкворчала яичница. Галка расставляла на столе тарелки, раскладывала ножи и вилки. Витька сидел за столом в свете лампы, висевшей над столом под стеклянным абажуром. Правую руку он положил на стол, левую, без кисти, держал на коленях.
— А ты чего сидишь, как в ресторане? — спросила Галка. — Хлеба нарежь. Возьми сок в холодильнике. Грейпфрутовый.
Витька выполнил приказание и вновь уставился на Галку ясными глазами.
— Что ты на меня так смотришь? — буркнула Галка.
— Как?
— Как будто я тебе сто долларов должна!
Витька прыснул от смеха, и даже Пилюгин устало улыбнулся. Они сели за стол. Витька ел медленно, управляясь одной рукой. Куски яичницы соскальзывали с вилки, мальчик хмурился — тем более что он заметил, с каким сочувствием наблюдали за ним Галка и Пилюгин.
— Ты не спеши, — сказала Галка. — Яичница от тебя не убежит.
— Я больше не хочу, — Витька отодвинул от себя тарелку.
— А ну ешь! — строго сказал Пилюгин. — Научишься. Давно без руки живешь?
— Больше месяца…
— А шнурки на кроссовках как завязываешь?
— Зубами шнурок затягиваю, а потом внутрь запихиваю.
— И молодец. Ничего, всему научишься, — улыбнулся Пилюгин. — Я тут одну книжку прочитал… В Одесском цирке работал акробат. Без рук. Он таким родился. И ногами умел делать все: есть, одеваться, перелистывать страницы в книжке — ну, в общем, все. И выступал в цирке — ногами жонглировал. Что вы так вылупились? Я правду говорю. Я вам эту книжку принесу — там фотографии этого парня есть.
— Совсем без рук? — испуганно спросила Галка.
— Совсем. А потом, когда началась война…
— Чеченская? — опять перебила Галка.
— Да нет. Великая Отечественная. Когда Германия на нас напала. И вот, когда стали бомбить Одессу, то весь цирк эвакуировался в Николаев. По дороге поезд разбомбили. И те, кто остался жив, ушли пешком. А безрукий парень услышал под откосом железной дороги детский плач и нашел там грудного младенца. И вот он понес его на ногах…
— Что ты говоришь, папа? — не поверила Галка. — А как же он сам шел?
— Он прыгал на одной ноге, а младенца нес на другой, а потом, когда нога прыгать уставала, он перебрасывал ребенка и прыгал на другой. И вот так он прошел пятьдесят восемь километров до Николаева. Ну, отдыхал, конечно, но дошел… — Пилюгин посмотрел на Витьку. — Геройский парень. Без обеих рук, а дошел и маленького человечка спас… А у тебя всего одной кисти нету. Вот купит мама протез, и ты всему научишься. Если мужиком будешь, а не размазней…
— Не купит, — после паузы сказал Витька. — У нас денег нету, а протезы очень дорогие. И ее ведь в тюрьму посадят, правда?
— Подожди, Витя… с этим делом мы еще разберемся. Обещать ничего не буду, но я постараюсь…
Полину завели в комнату для допросов, и женщина-охранник с погонами прапорщика сняла наручники. Потирая запястья, Полина уселась на табурет. За столом сидел Пилюгин. Молча предложил Полине сигарету, закурил сам.
— Ну, как? Отошла?
— В каком смысле?
— Успокоилась? Или как?
— Или как… — усмехнулась Полина. — Витьку моего, надеюсь, не арестовали? Где он, не знаете? Дома?
— Дома. У меня дома.
— У вас? — удивилась Полина. — С чего это? Он сам пошел к вам?
— Сам. Дома ему сейчас… как бы сказать… одиноко, наверное. Да и страшновато.
— Какая добрая душа у вас, господин майор, — насмешливо сказала Полина.
— Гражданин майор… — поправил Пилюгин. — Так что за Витьку не беспокойся. Давай лучше о тебе поговорим.
— Вы будете моим следователем?
— Нет. Я — опер, а не следователь.
— Тогда зачем вы сюда пришли? — Полина погасила окурок в пепельнице.
— Поговорить.
— О чем?
— Ну, например, где вы нитроглицерин купили, гражданка Иванова? У кого?
— Не помню, — усмехнулась Полина. — И не вспомню никогда.
— Следователь будет об этом спрашивать. Укрывательство продавца взрывчатых веществ только усугубит вашу вину… и увеличит срок наказания.
— И какой же мне будет срок наказания?
— Это судья определит. Насколько я знаю Уголовный кодекс — по этой статье максимум может быть до двадцати лет.
— А минимум?
— Могут лет пять дать… если будете сотрудничать со следствием. Тут вообще очень многое зависит от обстоятельств. Например…
— Вспомнить продавца нитроглицерина? — улыбнулась Полина.
— И это тоже.
— Не вспомню никогда, — твердо повторила Полина.
— Зря, — поморщился Пилюгин. — Ладно, и без вас найдем.
— Желаю успеха.
— Найдем, найдем, — повторил Пилюгин. — Только лишние хлопоты. Он за это время еще каким-нибудь отморозкам успеет взрывчатку свою продать.
— Я, выходит, по-вашему отморозок? — уязвленно спросила Полина.
— А кто же вы, Полина Ивановна? Ну подумайте — кто вы?
— Так, насчет взрывчатки я вам ответила. Какие еще вопросы вас мучают? Я вообще могу ничего вам не отвечать, раз у меня другой следователь… Только Витьку моего вы домой, пожалуйста, отправьте. Я не хочу, чтобы он у вас был.
— Хорошо, отправлю. Усыновлять его не собираюсь.
— А было бы неплохо, — усмехнулась Полина. — Пока я в тюрьме срок отбывать буду.
— Для этого детские дома есть… — сказал Пилюгин и заметил, как изменилось выражение ее лица.
— У него дедушка есть… отец Саши… — в голосе Полины слышалась растерянность — о детском доме она явно не думала. — Он заберет Витю. Он должен… обязан…
— Я вижу, отношения у вас со свекром не сложились? Немудрено! С вашим характером, Полина Ивановна, даже непонятно, с кем у вас могут быть хорошие отношения.
— С вами, гражданин майор, уж точно хороших отношений не будет, — отрезала Полина.
— Ладно, не получилось разговора, — вздохнул Пилюгин и крикнул: — Уведите подследственную!
В больнице они долго шли по длинному коридору. Справа и слева двери с табличками: «Рентгеновский кабинет», «Процедурная», «Ординаторская», «Старшая медсестра», «Дежурный врач»… Перед кабинетом главного врача они остановились. Медсестра посмотрела на Галку и Витьку, сказала:
