Мэри Брэддон - Тайна индийских офицеров
— Но не хотите же вы…
— Позволить ему оставаться вдали от нежной матери, без имени и звания? Нет, Ада, не хочу! — произнес майор, крутя свои усы с видом негодования и благородной гордости.
— Варней, перестаньте разыгрывать комедию, — сказала она с заметным нетерпением.
— Разыгрывать комедию? Разве я это делаю? Ведь у меня на совести нет преступления, которое я должен бы скрывать перед вами, моя милая… Я узнал, что один молодой человек с самого детства был жертвой чужой подлости, — и что же я предпринимаю? Я немедленно стараюсь разузнать все подробности этого преступления. Когда я решу эту задачу, то выведу всех на чистую воду. Нечего и говорить: этот милый мальчик должен будет питать ко мне вечную благодарность; ну а я, разумеется, постараюсь извлечь из подобного чувства всю возможную выгоду.
— Люди не всегда бывают благодарны! — сказала миссис Варней.
— Это правда, не все помнят чужую преданность; вообще неблагодарность очень развита в людях; но от Руперта Лис ля я жду только хорошего.
— Вы воображаете, что он лучше других? — спросила миссис Варней с презрительной улыбкой.
— Повторяю вам, Ада, что не жду от него ничего, кроме добра, и не скажу вам более ни единого слова… Он может быть и лучшим и худшим из людей, я не боюсь ни того, ни другого. А если он окажется настоящим чудовищем, то я буду бояться его еще меньше!
— Послушайте, Варней, у меня нет ни малейшего желания разгадывать ваши ребусы.
— Милая моя, да у вас не хватит мозгов для такой работы. Вы, кажется, вообще никогда не ломали свою очаровательно красивую головку над таинственными загадками? Вы созданы единственно для того, чтобы блистать своей чудной прелестью, петь и тратить деньги. И вы это исполнили: вы были хороши, истратили много песен и спели немало денег… Виноват! Я ошибся: вы спели много песен и потратили много денег. Вы выполнили свое предназначение, и вам уже не к чему стремиться… Вот где творческий процесс! — заключил майор, ударив себя по лбу серебряной ложечкой.
Его красивая собеседница нетерпеливо пожала плечами и взяла «Таймс», уже прочитанный майором.
— Просмотрите список рожденных, умерших и соединившихся браком…
— О! Что это такое? — воскликнула миссис Варней, когда взгляд ее упал на объявление, помещенное в начале газеты.
— Читайте вслух, Ада, я разъясню, что вам не понятно.
— «Если эти строчки дойдут до сведения майора Гранвиля Варнея, Г. Е. И. К. С. или кого-либо другого, знающего настоящее местопребывание этого джентльмена, их просят немедленно пожаловать к господам Сельбурн и Сельбурн, стряпчим, в Гроз-Ин-Плас…» Что это такое, Гранвиль?
— Сказать вам, как я намерен на это ответить? — спросил майор.
— Да.
Гранвиль Варней встал и, усевшись к прекрасному дубовому бюро, быстро написал несколько строк и передал их жене, пока сам он надписывал конверт. Его ответ был следующим:
«14, Кенсингтон-Гор, 30 июня 18…
Миссис Вальдзингам!
Вспомнив, что господа Сельбурн и Селъбурн, что в Гроз-Ине — поверенные вашего семейства, мне пришло в голову, что объявление, помещенное в сегодняшнем номере „Таймс“, исходит от вас. Если моя догадка верна, если я могу быть вам полезным в том или ином вопросе, распоряжайтесь мною, как вам будет угодно; в противном случае прошу извинить меня за беспокойство. Я чувствую такую непреодолимую антипатию к адвокатам, что скорее решусь вызвать ваше неудовольствие, чем войти в сношения с подобными людьми.
Честь имею Ваш,
милостивая государыня,
покорнейший слуга Гранвиль Варней».
— Почему вы думаете, что это объявление миссис Вальдзингам? — спросила миссис Варней, возвращая письмо мужу.
— Потому что я ждал этого каждый день с самой смерти Вальдзингама. Я твердо убежден, что перед кончиной он открыл своей жене одну важную тайну. Если он сделал это, то я очень рад — потому что миссис Вальдзингам будет вынуждена обратиться ко мне, а я уже подготовился к разговору с ней. Если же он умер, не сказав ей ни слова, мне необходимо принять на себя инициативу в этом деле и обратиться к миссис Вальдзингам. Это объявление, которого я ждал с великим нетерпением, убеждает меня, что мой бедный Артур не унес тайну с собою в могилу. Мой дорогой друг не мог поступить иначе: он всегда был верен себе, а мне — очень полезен. О Ада, жизнь моя! К чему грешить самим, когда знаешь, как без труда извлечь пользу из чужих прегрешений?!
Майору не пришлось томиться в ожидании: на другой же день утром перед квартирой майора остановился экипаж, и через несколько минут Соломон подал своему господину визитную карточку Клэрибелль Вальдзингам.
Майор приказал ему отвести посетительницу в библиотеку; это была небольшая комнатка, выходившая окнами в сад, в котором красовался бассейн с золотыми рыбками. Прежде чем выйти к миссис Вальдзингам, майор вынул из кармана зеркальце и начал машинально расчесывать усы.
«Следовало бы побриться, — подумал он, — но усы белокурого цвета придают лицу чрезвычайно кроткий и добродушный вид».
Он нашел миссис Вальдзингам стоящей у окна. Она была бледна, но казалась спокойной, как и в прежнее время.
— Миссис Вальдзингам, — проговорил майор, подавая ей руку, — так это вы напечатали объявление в «Таймс»? И вы пожаловали ко мне, чтобы воспользоваться моими услугами? Это очень похвально с вашей стороны. Я приехал из Индии недавно и день назад, лишь вчера, узнал, что мой несчастный незабвенный друг…
Но миссис Вальдзингам, не в силах скрывать волнение, перебила его:
— Майор Варней! — воскликнула она. — Я приехала к вам по серьезному делу; я разыскала бы вас гораздо раньше, но горе и печаль, вызванные потерей…
Она замялась, и на ее бледных щеках внезапно выступил яркий румянец.
— Смерть капитана Вальдзингама отняла у меня самую способность думать, — продолжала она. — Мои советники очень протестовали против моих переговоров с вами… Они не понимают моего положения! Но я рискнула всем, чтобы задать вам один вопрос. Вы могли быть в прошлом моим злейшим врагом; вы можете им оставаться… Но я не в силах вынести тяжелых сомнений, которые досаждали мне последние три месяца! Майор Варней, умоляю вас именем вашей матери: ответить на мой вопрос с полной откровенностью!
Она кинулась на колени и с мольбой протянула к нему свои нежные руки.
— Скажите, ради Бога… мой сын… сэр Руперт Лисль… Жив или умер?
Майор так широко вытаращил глаза, что нужно могло возникнуть опасение, как бы они не остались такими навсегда. Он участливо поднял и посадил в кресло взволнованную женщину.