Позволь тебя не разлюбить (СИ) - Лабрус Елена

Мне показалось, она меня не услышала.

— Он насиловал меня каждый день, — сказала она, глядя в одну точку. — Я должен отхлестать тебя плетьми, а затем привязать к позорному столбу на базарной площади, и пусть бы в тебя кидали камнями, как поступали с блудницами, — повторила она слова, что, видимо, говорил её насильник, — но мы уже не в семнадцатом веке, я знаю способ лучше. — Молись, сука! Молись громче!

Она замолчала. Я сглотнула. Вот сейчас она точно казалась мне бесноватой, что бы это ни значило для моего деда. В моём понимании — крыша у неё слегка текла, или она что-то принимала, отчего и казалась не от мира сего, но после всего, что ей пришлось пережить, наверное, это было объяснимо. Наверное, это даже было естественно. Ожидаемо. Неминуемо.

Что я могла ей сказать? Посоветовать хорошего психотерапевта? Я и сама ни одного не знала. И пока раздумывала, чем могу помочь, она вдруг сказала:

— Я очень его любила. Я отдала бы ему не только невинность — всё, что у меня было. Но ему от меня ничего было не надо. Он меня никогда не любил. Трахнул и забыл.

Я открыла рот. Потом закрыла. Она сейчас о ком? О Кирсанове? Или она ещё кого-то также сильно и безответно любила? Кого-то другого, кому подарила свою невинность?

И про другого было очень сомнительно, только Андрей сказал, что у них ничего не было и не могло быть.

Я ни черта не понимала, но сейчас меня беспокоило другое.

— Тот человек, что тебя изнасиловал, кто он? — спросила я.

Глава 37

— Я не могу, — покачала она головой. — Не могу сказать.

— Он заставлял тебя молиться. Он священник?

Слишком часто в последнее время я слышала подобные истории, чтобы подумать о ком-то другом. И все они были похожи, как под копирку. И все об одном и том же человеке.

— Это было в нашем монастыре? — не оставляла мне разночтений ни Русалочья заводь, в которой она хотела утопиться, ни Настины откровения, ни деревенская больница, куда отвёз Настю Кирсанов.

Мне кажется, я даже помнила день, когда деду позвонили и он вдруг завёл катер и умчался. Это и была та мутная история, что я не могла вспомнить, что была связана с женой Кирсанова.

Очевидно, Катя тоже искала ответов в монастыре. Откровения. Благословения.

Она дала согласие нелюбимому мужчине, её это мучило, беспокоило, терзало. Её неуверенность была объяснима.

— А если я скажу, что знаю, кто он? Если назову имя? Если скажу, что знаю, как заставить его заплатить за всё, что он сделал?

Конечно, немного погорячилась я, но была уверена, о ком бы она ни говорила, в бумагах Кирсанова можно найти компромат на кого угодно. И вряд ли женившись на девушке, над которой надругались, Илья Андреевич просто от этого отмахнулся.

— Тогда тебя убьют. Илью убили, Андрея убили и тебя тоже убьют, — сглотнула она слёзы, но они всё равно потекли, а потом она и вовсе разрыдалась.

Я ёрзала на лавке, не зная, что мне делать: обнять её или не стоит, молчать или сказать?

— Андрея не убили, — выдохнула я.

Мне только сейчас пришло в голову, что, возможно, она в трауре вовсе не по его отцу, она потрясена и буквально не в себе, потому что в реке нашли машину Андрея.

Машину человека, которого она когда-то любила, а возможно, любит до сих пор.

Она считает, что он умер. Его больше нет. Она его потеряла.

И вот сейчас для меня сложилось. Далеко не всё, но это сложилось.

— Андрей жив? — повернулась Катя.

У неё было такое выражение лица, словно её жизнь зависит от моего ответа.

— Я не могу сказать наверняка, но три дня назад он был жив, — пожалела я бедную девочку. Смотреть на её горе было невыносимо.

— Ты его видела? — смотрела она на меня с надеждой. — После аварии?

— Видела. Он повредил плечо, получил сотрясение мозга, переохлаждение, три дня пролежал в отключке, но выкарабкался.

Она выдохнула. Закрыла глаза, зашептала:

— Господи, слава богу! Слава богу!.. А где он сейчас? — открыла она глаза и посмотрела на меня. — У тебя?

— Нет, — покачала я головой. — Он ушёл.

Она всматривалась в моё лицо.

— Он просил мне сказать, что жив? Поэтому ты здесь?

«Он просил никому не говорить. Ничего. О нём. О нас. Особенно о нас», — крутилось в голове. Но «о нас» я ничего и не сказала.

— Я здесь, потому что земля, которую вы оспариваете в завещании, принадлежит мне. Земля, на которой стоит монастырь. Я здесь, потому что пришла тебе сказать, что в завещание она попала случайно, её там быть не должно.

— Она твоя? — удивилась Катя. — Земля монастыря?

— Да, и мой юрист на днях уведомит ваших юристов об этом. Я надеюсь, тебя это не сильно расстроило? — не могла я понять её эмоции.

— Расстроило? Она же… Ты… — словно хотела она что-то сказать, но потом подумала и не сказала. — Андрей знает? Он всё это время был у тебя? На озере? У деда в доме? — сыпались из неё вопросы, но, похоже, из всего, что я рассказала, её интересовал только Андрей. И я её понимала.

— Почти. Когда его машину нашли, он ушёл.

— Я хотела ему сказать… — она стиснула руки. — Я так много хотела ему сказать. Он думает, что я ненавижу его за то, что потеряла ребёнка. Думает, что это был ребёнок его отца. Но я… — заламывала она пальцы. — Я просто хотела его защитить.

— От кого?

— От того, кому нужна его земля. Но если ты… если эта земля принадлежит тебе…

— Андрея оставят в покое? — смотрела я на её мертвецки бледное лицо.

Дорого бы я дала, чтобы узнать, о чём она сейчас думает. А впрочем, нет, я знала о чём: плевать она хотела на меня, на землю, на наследство, на то, насколько сама в опасности, всё, что ей было нужно — Андрей. Спасти, защитить, уберечь. А мне был нужен всего один короткий ответ.

— Кать, если этой земли у него не будет, ему перестанут угрожать? Его… — я не успела договорить: оставят в покое?

— Екатерина Викторовна, — раздался рядом мужской голос, — с вами всё в порядке?

Этот мужчина тоже был в форме охранного агентства, но выглядел куда опаснее первого, он был не просто в форме, а вооружён. Портупея, кобура, воронёная сталь пистолета.

— Что со мной может быть не в порядке? — ответила Катя. Я бы непременно хмыкнула, фыркнула, усмехнулась, но она ответила обжигающе ледяным тоном. — Да, всё в порядке.

Её щёки, к счастью, вновь порозовели, но выглядела она всё равно как Снежная королева после обморока.

— Тамара Львовна просит вас вернуться в дом. Холодает, дождь собирается, — посмотрел мужчина в отчаянно безоблачное голубое небо, — не хочет, чтобы вы простыли. Да и гостье вашей уже пора, — посмотрел он на меня более чем выразительно.

— Да, конечно, — встала я. — Мне действительно пора.

Я посмотрела на Катю. Мне нужен был ответ: Андрея оставят в покое, если у него не будет чёртовой земли?

Она выразительно кивнула.

Я кивнула, давая понять, что её услышала.

— Пока! — махнула я.

— Пока! — махнула мне Катя, и я одна пошла к выходу.

Глава 38

Езерский был прав, наверное, не надо мне было к ней ездить.

Да ещё так открыто заявить о связи моего деда с её мужем охране.

Меня обязательно проверят, пробьют по номеру машину, узнают, где я работаю, кто мои родители. Я всегда гордилась тем, что мне нечего скрывать, даже не ставила пароли, но сейчас мне было немного не по себе.

Надо срочно перепрятать компромат, — решила я, возвращаясь домой.

Не знаю, много ли видела и слышала её охрана, но то, что за всем этим стоял человек очень влиятельный, сомневаться не приходилось. И он так запугал бедную девочку, которой уже и терять нечего, что она словно кукла, которую дёргают за ниточки.

Эта жуткая костлявая тётка, что контролирует каждый её шаг.

Эта вооружённая до зубов охрана.