Екатерина Сереброва - Нотариус
Соня обернулась на Тёмку, уже подозревая, почему он ее выводил.
– Ты подрался с нашим гостем? – возмутилась она. – Что за манеры?
– А о его манерах ты много знаешь? – не менее эмоционально отозвался Артем, кивая и указывая в сторону Ильи.
– Как невежливо… – начала Соня, оборачиваясь, и поперхнулась, не договорив.
Илья, оказывается, скалился и прожигал ее убийственным взглядом со смесью презрения.
– Я не нуждаюсь в защите маленьких девочек, – процедил он ледяным тоном. – Можете отвалить со своим имбецилом братом, я не собираюсь играться с вами.
В момент все мечты Софьи о благородном рыцаре в лице Ильи, заботливым и потакающим ей в любых капризах, пышной богатой свадьбе, красивом большом доме, рассыпались в труху.
– Опять нарываешься?! – глаза Тёмыча налились кровью. Он сжал кулаки и готов был броситься в бой.
Илья же не сдвинулся с места. Его поведение ничуть не убедило Софью в положительном исходе драки в пользу Тёмы. За кузена она волновалась, как ни крути, сильнее.
– Перестань, – шикнула Соня. – Зачем ты потакаешь ему? Не обращай внимания.
Ей удалось остудить пыл Артема, хотя он и косился на ухмылявшегося Илью. Каникулы на даче перестали казаться Соне радушными, а грубый мальчишка не подходил на роль ее принца.
В комнате показался отец.
– Тёма, разделишь комнату с Ильей?
– Нет! – одновременно выкрикнули юноши.
Такое единодушие не вызвало оптимизма ни у папы, ни у Сони.
8
Тёмыча определили в комнату к отцу Сони.
Но ребята, конечно, не собирались проторчать ни в маленькой спальне Александра, ни в «розовом Аду» Софьи, а далеко на улицу им выходить запретили, так что до вечера они все же просидели в гостиной. Артем и Софа рубились через телевизор в приставку. Илья кидал на них злобные взгляды, но их это не трогало по двум причинам: они расположились так, чтобы не видеть его, а сам Коновалов-младший был слишком занят ноутбуком. Им почти удалось смириться с присутствием друг друга.
Но уже после ужина, когда папа скрылся в спальне, ребяткам не удалось продолжить посиделки. Они закончили трапезу раньше Коновалова, но по его возвращению все изменилось.
– Проваливайте, ваше детское время вышло, – проговорил Илья, заявив им сходу.
– А ты не офонарел часом? – насупился Тёма, моментально заведясь. – Напомнить, кто здесь хозяин?
– Это и не ты, – насмешливо фыркнул Коновалов. Он вальяжно прошел к дивану, устроился на нем, сложив ноги по-турецки. Взгляд его, нахальный, дерзкий, самоуверенный сперва буравил Артема, но неожиданно переключился и на Соню.
Софья вспыхнула и заалела. Что и говорить, даже после дневной стычки Илья не переставал ей нравиться внешне. Конечно, мечтать о запредельном, связанном с этим мальчишкой, невозможно, но вполне определенная, конкретная мысль все еще терзала девушку. Умная и проницательная Соня, к тому же, чувствовала, что за маской хама и провокатора скрывался другой Коновалов. Илья нападал первым, без повода, а такое поведение, как правило, означало жажду внимания. Тёмка порой был точно таким же, только выражалось это не в оскорблениях и заносчивых насмешках, а в чуть менее жестком высмеивании, розыгрышах, мелком баловстве… Уж разумеется, в Артеме мало осталось той дурости, что была еще год назад, но его легко можно было завести. Или элементарно подговорить, к чему-то рисковому подтолкнуть. Трудно было понять, исходя из этой аналогии, каким является Илья, но вдруг, там, глубоко внутри, он и был ее идеалом? Ведь даже интереснее было попытаться разгадать его, добраться до истинной сущности!
– Пойдем лучше ко мне, – миролюбиво предложила Соня кузену. – И вправду, скоро спать.
Артем поостыл. Дрался он знатно и с заядлой периодичностью, но, как ни странно, все же редко лез первым, да и не славился откровенной физической агрессией.
Тёмыч с сомнением сверился с часами: девять.
– Нет, я к дяде, – отказался он, качая головой. – Может, он хоть реально скучал по мне, чем делал вид.
– Что ты, конечно, скучал!
– Вот и проверю, – не сводя с Ильи пристально-изучающего взгляда, проговорил Тёма. – Не скучай, Сонь, до завтра, – не глядя в ее сторону, сказал Артем, скрываясь за дверью напротив.
Софа пораженно застыла не некоторое время, удивляясь, как ловко вывернулся Тёмыч, но все же досадуя, что отпустила его. Так хотелось вместе расслабиться, отдохнуть, поболтать! Но братец сбежал, вынуждая Соньку коротать остаток вечера в одиночестве в ненавистной комнате наверху.
– Как трогательно, – язвительно произнес Илья, выглядывая из-за крышки своего ноутбука. – Он заботится о тебе, девочка. Полезно иметь ручную дворняжку, а, Остапенко?
– Иди ты, Коновалов, – устало махнула на него рукой Соня, хмурясь и разворачиваясь за тем, чтобы выйти обратно в коридор.
– Вот бы и мне завести такую. Как думаешь, справишься? Будет забавно: у тебя свой пес, а у меня – ты.
Открыто и низко потешаться – никто никогда не проявлял такого неуважения к Соне. Глубоко оскорбительно, не уместно, даже с оттенками пошлости. У Софьи дрогнула нижняя губа: отвечать на подобное она не умела и не хотела. Она зашагала к выходу из гостиной.
– У тебя классная задница, Остапенко. Несмотря на остальные видимые недостатки, – выдал пошлую колкость Коновалов.
– Папенькин сынок, – выплюнула Соня, обернувшись. – Ты без него ничего не стоишь!
– Сучка, – ухмыльнулся Илья с примесью горечи.
Софья с силой хлопнула дверью, выходя. Вот же сволочь!
«Маска. Все это глупая, никчемная маска», – повторяла она себе об Илье, не желая признавать очевидного.
Тогда и не было так больно от его режущих слов. Дело было не в глупых обзывательствах или саркастичных пошлостях, достойных прыщавого школьника, а в циничном сравнении Коновалова Артемки и ее самой с животными. Он будто бы прознал о тайных помыслах Софьи – и высмеивал, позволял себе откровенные издевательства!
Оставалось уговаривать себя, что Коновалов ничего такого на самом деле не имел в виду. Разумно, что Илья никак не мог проникнуть ей в голову и выявить то постыдное, что Софа позволяла себе все же только в мыслях.
Но, что самое ужасное, парень мог оказаться догадливым и наблюдательным.
Соня заверила саму себя, что последнее предположение если и верно, то не по отношению к ней. В конце концов, у него было слишком мало времени что-либо понять. А у Софи – много других мыслей на тот момент, способных затмить ту самую.
Отставив в сторону Коновалова с его несносным характером, загадками или отсутствием таковых, Соня воспринимала возможность скрыться на втором этаже как спасительную от всех этих нелепых (но от этого не менее болезненных) переживаний. Она практически ступила ногой на лестницу, как внезапный хриплый голос из темноты назвал ее имя.
