Наталья Лукьянова - Кто не рискует – не выживает
Но вся ужасающая картина была сущей ерундой по сравнению с той вонью, что стояла в бараке. Смердело в бараке невыносимо: запах немытых человеческих тел и испражнений насыщал спертый воздух никогда не проветриваемого помещения, сюда же прибавлялись запахи еды и немытой посуды, и еще почему-то страшно разило рыбным духом. Концентрация ядовитого зловония была столь велика, что, казалось, этот смрадный воздух можно потрогать рукой.
Совершенно потеряв дар речи от всего происходящего, находясь практически в полуобморочном состоянии, изо всех сил стараясь подавить приступы тошноты, подруги стояли около стола, переминались с ноги на ногу и робко оглядывались вокруг.
Страшно было ужасно. Больше всего поражали две вещи: это ни с чем не сравнимое зловоние и абсолютно равнодушное молчание и неподвижность людей, которые лежали на нарах. Куда же они попали? Разве остались на земле такие места? Для чего их сюда привезли?
Метнувшись серой тенью, к столу подлетела пожилая тетка, одетая в выцветший, непонятного цвета ветхий халат, который болтался на ее истощенном костлявом теле, как на вешалке.
Голова ее была туго повязана темной косынкой, сползшей почти до самых бровей. Лицо было ужасным и напоминало физиономию монстра без грима: все в сети крупных и мелких морщин, узенькие заплывшие глазки-щелочки, суетливо шныряющие туда-сюда, противные тонкие губы ввалившегося от недостатка зубов рта и огромный, вдобавок кривой, как у профессионального боксера, нос.
Вытянувшись в струнку, всем своим существом изображая преданность и подобострастие, она встала перед бандитами по стойке «смирно».
– Принимай товар, Никитична! – распорядился один из них.
– Конечно, хозяин, все сделаем, хозяин, все будет как надо, хозяин, – лебезила перед охранниками старая преданная крыса.
– Ну ладно, мы пошли, – прозвучало в ответ лениво, – чего мне тебя учить, ты сама все знаешь.
После ухода бандитов Никитична мгновенно преобразилась. Из подобострастной крысы она стала крысой-начальницей. Расправив свои сухие плечики, выпятив вперед несуществующую грудь, она медленно обошла подруг, недовольно причмокивая, потом уселась за стол, поставила на него локти, переплела коротенькие пальцы и уложила на эту незамысловатую конструкцию свой острый подбородок.
Популярная поза красоток на фотографиях сороковых – пятидесятых годов, нещадно эксплуатируемая фотографами тех лет. Видимо, стереотип настолько отпечатался в мозгу этого бесполого страшилища, что она, скорее всего, неосознанно продолжала пользоваться старой уловкой по сей день. Надо сказать, это ей мало помогло, скорее наоборот. Кокетливый монстр – это не смешное, а скорее жутковатое зрелище. А кокетливый монстр – хозяин страшного барака непонятного назначения – зрелище жуткое вдвойне.
– А ну, шалавы, быстро подошли сюда, – скомандовала она визгливым противным голосом, – раздевайтесь! Вещи, деньги – все на стол! Быстро!
– Что? – ошеломленно спросила Юлька.
– Ой, не могу, глухие чёль? – съехидничала Никитична. – Быстро, я сказала, а то сейчас познакомлю со своей дорогой подружкой.
Только тут пленницы, следуя за взглядом старухи, разглядели, что рядом с монстром на лавке лежит самая настоящая милицейская дубинка.
Несчастные стали беспомощно озираться, в слабой надежде найти хоть какую-то поддержку или хотя бы понять, что делать и как себя вести. Обитатели барака дружно хранили молчание. Ни словечка, ни сочувствующего взгляда, только прикрытые рваньем равнодушные, ничего не выражающие немые спины.
– Ну, я жду! Не стесняйтесь, здесь все свои, – продолжала ерничать фурия.
Несчастные стали молча стягивать с себя одежду, складывая ее на столе перед серым чудовищем. Та, мгновенно забыв о своей недавней кокетливой позе, с жадностью накидывалась на каждую новую вещь, тщательно ее рассматривала и ощупывала, потом, удовлетворенно хмыкнув, откладывала в одну кучку разные мелочи, обнаруженные в карманах. После обыска она небрежно сбрасывала одежду на грязный земляной пол.
Проделав эту несложную операцию, она глянула своими бегающими глазками на униженных и трясущихся пленниц, оставшихся в одном белье, и с заметным сожалением бросила взгляд на их почти новенькие кроссовки. Но тут старухе не повезло: размер обуви пленниц был гораздо меньше ее старых растоптанных ступней. При всем желании не натянешь. Тут подругам повезло, если вообще в этот момент можно говорить о каком-то везении, обувь осталась при них. Совершенно неожиданно Никитична рявкнула вновь с такой ненавистью и остервенением в голосе, что подруги вздрогнули от этого звериного рыка:
– Часы! Ща порву, курвы, часы!
Девушки торопливо сняли с запястий наручные часы и осторожно положили перед мучительницей.
– То-то же, – швыряя им взамен одежды какие-то замызганные халаты, прошамкала она, – а теперь спать, вон ваши места! И не вякать тут у меня, суки! И так на ночь глядя спокою лишили. Быстро по местам.
Пока подруги пытались хоть каким-нибудь образом устроиться на жестких и грязных нарах, ворочаясь с боку на бок и мысленно прощаясь с последними надеждами на счастливый исход затянувшегося и оказавшегося таким опасным и непредсказуемым путешествия, в бараке начало происходить какое-то странное движение.
Со всех сторон, как в самом жутком кошмаре, в абсолютной тишине, с нар стали подниматься серые тени. Существ, медленно поднимающихся с нар, трудно было назвать людьми: пол и возраст определить было совершенно невозможно. Серые, ничего не выражающие лица, худые изможденные тела в немыслимых одеяниях… Тени поднимались и, соблюдая, видимо, давно и навсегда заведенный порядок, покорно выстраивались в немую цепочку. Потом двери барака распахнулись, и цепочка послушно и заученно потекла из барака на улицу.
Подруги, совершенно потеряв способность соображать, скованные диким ужасом, наблюдали за происходящим, еще не смея до конца поверить в ту страшную истину, что они теперь тоже стали маленькой частицей и одновременно участницами окружающего их ужаса.
– Чего расселись, уродины? – услышали они вопль Никитичны. – А ну, быстро встали и вперед вместе со всеми. И глядите мне! – погрозила она вслед своим костлявым пальцем.
Пересиливая собственный страх, подруги присоединились к скорбной процессии. По-прежнему абсолютно безмолвная цепочка людей-призраков в каком-то странном, давно заученном ритме, медленно, но довольно целенаправленно двигалась по протоптанной тропинке к близлежащей сопке. Влившись в общую серую массу и невольно подчиняясь законам движения этой скорбной толпы, подруги брели вместе со всеми, неосознанно повторяя неизвестно кем заданный ритм. Они сразу поняли, что задавать вопросы бесполезно.
