Лорейн Стэнтон - Страх разоблачения
В его голосе слышалась решимость, и Гасси знала, что за этим последует. Он уже несколько раз просил, чтобы она познакомила его со своими родителями, и ее отказ всегда приводил к ссоре.
— Не в этот раз. Это формальный ужин, и я…
— Ты опасаешься, что я стану есть руками или ущипну твою мать за задницу?
Гасси так крепко сжала трубку, что костяшки пальцев побелели.
— Зачем ты говоришь такие ужасные вещи? Ты же знаешь, что это неправда!
— Тогда какого черта мы уже полгода от всех прячемся? Признайся, Гасси, заигрывать с итальянцем позволительно, но и речи не может быть, чтобы пригласить его домой.
— Тони… пожалуйста! — Она с трудом выговаривала слова. В его голосе слышалась такая горечь! К тому же где-то в глубине души она понимала, что он прав, и ей было стыдно. — Ты можешь хоть минуту меня послушать? Я как раз собиралась пригласить тебя на обед в воскресенье. Мои родители хотели бы с тобой познакомиться. Тони шумно выдохнул воздух и сказал:
— Я люблю тебя, сага.
— И я тебя люблю. Может быть, теперь ты мне поверишь.
Сказав это, Гасси почувствовала, как сердце сжалось от стыда и боли. Ее любовь была бесполезной, потому что с самого начала основывалась на обмане…
Элизабет сделала все возможное, чтобы превратить своей прием в общественное событие, о котором в Вашингтоне будут говорить много месяцев спустя. Изысканная пища, достаточное количество самых дорогих спиртных напитков, , чтобы создать настроение, но избежать неприятных инцидентов, великолепно вышколенный персонал, которого практически не видно. Но это была только внешняя сторона. Элизабет продумала все до мелочей, чтобы вечер прошел идеально. Она тщательно подбирала каждого гостя, избегая приглашать людей агрессивных или просто обладающих дурным характером. Она знала: чтобы испортить прием, достаточно одного неприятного гостя.
Стоя в дверях веранды с бокалом вина, Гасси невольно восхищалась матерью. На ней было черное платье от Диора, и она явно чувствовала себя в своей стихии, успевая уделять внимание каждому гостю, — идеальная хозяйка идеальной вечеринки.
Тут в противоположном конце зала возникла суета, и Гасси увидела, как несколько секретных агентов сопровождают в дом президента и миссис Никсон. Все разговоры немедленно стихли, а присутствующие всеми правдами и неправдами стали пытаться пробраться поближе к главному гостю. Никто не хотел привлекать к себе внимания, но оказаться в первых рядах стремились все.
Гасси дождалась, когда схлынула первая волна возбуждения, и присоединилась к родителям и чете Никсон в гостиной. Роберт торжественно ее представил, и она впервые смогла разглядеть Никсона, найдя его еще менее привлекательным, чем на экране телевизора. Глаза у него бегали, а рука оказалась сухой и холодной, как рептилия. Пэт Никсон, наоборот, вызвала у нее симпатию. Под искусным фасадом она разглядела не слишком счастливую женщину, которая чувствовала себя неловко. Гасси сама испытывала нечто подобное, когда ее действиями пытались руководить. Она хорошо знала, как это трудно — быть постоянно на виду.
Никсоны пробыли недолго, но возбуждение остальных гостей достигло небывалых размеров. У всех, похоже, закружилась голова от столь тесного общения с властью. Когда Ричард Чандлер сел на свое место рядом с Гасси, он был явно в приподнятом настроении.
— Прекрасный сегодня прием, — заметил он. — Большая удача, что удалось заполучить Никсона.
Гасси вежливо кивнула, надеясь, что ее молчание его несколько охладит. В отличие от остальных гостей у нее настроение только ухудшилось, а мысли все время возвращались к Тони и их обреченным на неудачу отношениям.
— Я многого жду от нового президента, — продолжил Ричард. — Чертовски большая разница, когда в Белом доме свой человек!
— Вы говорите точно как мой отец. Ричард улыбнулся:
— Для меня это комплимент.
— Ну, разумеется.
Опустив глаза, Гасси с отвращением смотрела на фаршированную курицу. У нее абсолютно пропал аппетит. Она осторожно нацепила на вилку кусочек спаржи и почувствовала, что отец наблюдает за ней. Поскольку она с самого детства стремилась добиться его одобрения, то сейчас даже через всю комнату смогла ощутить его раздражение. Он наверняка хотел, чтобы она была более внимательна к Ричарду Чандлеру. Гасси привыкла быть послушной дочерью, поэтому тут же повернулась к Ричарду и одарила его сияющей улыбкой.
— Я слышала, вы только что купили новую лошадь?
— И замечательную! Вы обязательно должны на нее взглянуть. Лошади — прелестные существа, куда интереснее, чем политики.
Гасси всем сердцем с ним согласилась. Правда, сама она научилась сидеть на лошади только потому, что Элизабет силой приводила ее на конюшню. Но в данный момент она предпочла бы общество арабского скакуна надоедливости Ричарда Чандлера.
— Вы ездите верхом? — спросил он, явно не замечая ее настроения.
— Довольно плохо. Мне никогда не нравились занятия на свежем воздухе.
— Тогда я настаиваю, чтобы вы посетили мою ферму. Не сомневаюсь, вы ее полюбите. Вы в следующее воскресенье свободны?
Взглянув на отца, Гасси поняла, что у нее нет выбора. Он послал ей сияющую улыбку, прямо-таки разрываясь от любви и гордости.
— Да, это мне вполне удобно, — сказала она. — Я с удовольствием посмотрю вашу ферму.
— Замечательно! Тогда я заеду за вами в полдень.
Остаток вечера прошел спокойно, хотя Ричард старался держаться к ней поближе, решив, что она тоже проявила к нему интерес. На самом деле Гасси находила его жалким и скучным и невольно сравнивала с ласковым, открытым Тони. Он заставил ее забыть о своих страхах, научил ее смеяться и не стесняться своего тела… Но завтра всему этому придет конец.
Тони Де Коста жил в пентхаусе роскошного высотного здания, которое принадлежало его компании. Декоратор, занимавшийся квартирой, сделал особый упор на великолепный вид и оставил все огромные окна ничем не завешанными. Мебель была чисто функциональной, выдержанной в нейтральных бежевых и коричневых тонах, и Тони порой казался себе там просто случайным гостем.
Ему больше по душе был бы старый дом где-нибудь в глубинке Виргинии, но квартира была удобной, и ее безликость его не беспокоила — пока он не встретил Гасси и не начал думать о будущем. Теперь эта квартира казалась ему гостиничным номером, где гулко звучало эхо его одиночества. Его вдруг охватило желание пустить корни, сделать свою жизнь стабильной, и ключом к этому была Гасси.
Тони отложил бритву и вытер насухо лицо. Его раздражало, что он нервничает перед встречей с родителями Гасси, как прыщавый подросток перед первым свиданием. Но он достаточно долго прожил в Америке, чтобы понимать: его итальянское происхождение сразу же сделает его нежеланным в качестве зятя. Он также понимал, что зря поступается своей гордостью, пытаясь добиться одобрения Тремейна. А ведь семейство Де Коста пользовалось уважением во всем мире, и он был единственным наследником финансовой династии. Надо же было совершить такую глупость — влюбиться в Огасту Тремейн! И вот теперь он собирался унижаться перед ее родителями-аристократами, чтобы иметь возможность хотя бы встречаться с ней…
