Виктория Холт - Властелин замка
— У нее часто болели зубы. У меня на этот случай всегда была настойка опия в маленьком буфете. Это снимало зубную боль, и она засыпала.
— Может быть, она случайно приняла слишком много?
— Она не собиралась убивать себя, я в этом уверена. Но все говорили иное. Им пришлось… ради господина графа.
— Нуну, — сказала я, — вы хотите сказать мне, что граф убил свою жену?
Она посмотрела на меня удивленным взглядом:
— Вы не можете утверждать, что я говорила это. Ничего подобного. Это не мои слова.
— Но если она себя не убивала… тогда кто-то это должен был сделать.
Она повернулась к столу и налила две чашки кофе.
— Выпейте мадемуазель, и вам станет лучше. Вы переутомились.
Я могла сказать ей, что несмотря на мое недавнее неприятное приключение, я была менее переутомлена, чем она, но мне безумно хотелось узнать как можно больше подробностей, и я поняла, что скорее узнаю их от нее, чем от кого-либо еще в замке.
Она подала мне чашку, а затем подвинула стул к дивану и села рядом со мной.
— Мадемуазель, мне хотелось бы, чтобы вы поняли, какая жестокая вещь произошла с моей маленькой Женевьевой. Я хотела бы, чтобы вы ее простили… чтобы вы помогли ей.
— Помогла ей? Я?
— Да, вы это можете. Если простите ее. Если вы не расскажите ее отцу…
— Она боится его. Я почувствовала это.
Нуну кивнула.
— Он обратил на вас внимание за ужином. Она мне сказала. И на ту хорошенькую молодую гувернантку он тоже обратил внимание — правда, несколько иного рода. Пожалуйста, постарайтесь понять. Это имеет какое-то отношение к смерти ее матери, напоминает ей ту ситуацию. Видите ли, слухи ходят по замку, и она знала, что была другая женщина.
— Она ненавидит своего отца?
— У них странные отношения, мадемуазель. Он такой надменный, недоступный. Иногда кажется, что он просто ее не замечает, как будто она пустое место. В другое время ему, похоже, доставляет удовольствие дразнить ее. Похоже, он не любит ее, разочарован в ней. Если бы он проявил хоть немного нежности…
Она пожала плечами.
— Он странный, жестокий человек, мадемуазель, и со времени этого скандала он все больше становится таким.
— Может быть, он не подозревает, что о нем говорят. Кто осмелится рассказать ему об этих слухах?
— Разумеется, никто. Но он не может не знать. После смерти жены он стал другим. Он далеко не монах, мадемуазель, но кажется, презирает женщин. Иногда я думаю, что он, по-своему, очень несчастен.
Внезапно у меня промелькнула мысль, что обсуждать хозяина дома с его прислугой — несомненно, нарушение всех правил приличия; но меня просто пожирало любопытство, и я бы не смогла остановиться, даже если бы захотела. Это было еще одно открытие, которое я сделала относительно себя. Я упорно отказывалась прислушаться к голосу своей совести.
— Интересно, почему он не женился второй раз, — сказала я. — Я убеждена, что мужчина с таким положением хочет иметь сына.
— Я не думаю, что он снова свяжет себя узами брака, мадемуазель. Именно поэтому он вызвал мсье Филиппа.
— Так это он вызвал Филиппа?
— Это случилось недавно. Осмелюсь предположить, что мсье Филипп женится, и его сын унаследует все.
— Мне это трудно понять.
— Господина графа всегда трудно понять, мадемуазель. Я слышала, что в Париже он ведет веселую жизнь. Здесь же ему весьма одиноко. Он всегда в печальном расположении духа и кажется довольным только тогда, когда плохо кому-то еще.
— Очаровательный человек! — сказала я с насмешкой.
— Ах, жизнь в замке отнюдь не легка. И труднее всего с Женевьевой.
Она положила руку на мою, рука ее была холодной, как лед. В этот момент я поняла, как нежно она любила свою воспитанницу, и как беспокоилась за ее судьбу.
— На самом деле, с ней ничего страшного, — настаивала она. — Эти ее вспышки раздражительности… она их перерастет. У ее матери был ангельский характер. Трудно было найти девочку добрее и мягче ее.
— Не волнуйтесь, — сказала я, — об этом случае я не расскажу ни ее отцу, ни кому-либо еще. Лучше мне самой поговорить с ней.
Лицо Нуну просияло:
— Да, поговорите с ней… и если вам придется беседовать с господином графом… не могли бы вы сказать ему… например, как она хорошо говорит по-английски… какая она послушная… спокойная…
— Я уверена, она добьется успехов в английском. Но вряд ли можно назвать ее спокойной.
— Из-за разговоров о том, что ее мать лишила себя жизни, люди склонны говорить, что девочка страдает нервным расстройством.
Я тоже так считала, но не признала этого. Нуну привела меня сюда, чтобы успокоить, но, как ни странно, дело кончилось тем, что это я ее успокаивала.
— Франсуаза была самой обычной, нормальной девочкой, какую только можно представить.
Она поставила чашку, из дальнего угла комнаты принесла деревянную шкатулку, инкрустированную перламутром.
— Я храню здесь некоторые ее вещи. Иногда смотрю на них и вспоминаю. Она была таким милым ребенком. Гувернантки были просто в восторге от нее. Я часто рассказываю Женевьеве, какая она была хорошая.
Она открыла шкатулку и вынула книгу в красном кожаном переплете:
— В ней она засушивала цветы. Она очень любила цветы. Она бродила по полям и собирала их. Некоторые она срывала в саду. Вот, посмотрите на эту незабудку. Видите этот платочек? Она сделала его для меня. Какая красивая вышивка! Она обязательно вышивала что-нибудь для меня на Рождество и другие праздники и всегда прятала свой подарок, когда я подходила, чтобы потом сделать сюрприз. Такая хорошая, спокойная девушка. Такие девушки не лишают себя жизни. Она была так добра и благочестива. Она так читала молитвы, что сердце щемило; она всегда сама украшала часовню. Не сомневаюсь, она сочла бы грехом лишить себя жизни.
— У нее были братья или сестры?
— Нет, она была единственным ребенком. Ее мать была… не очень крепкого здоровья; я и за ней ухаживала. Она умерла, когда Франсуазе было девять лет, а в восемнадцать лет она уже вышла замуж.
— Она была рада выйти замуж?
— Думаю, она имела весьма смутное представление о замужестве. Я помню вечер того дня, когда был заключен брачный контракт. Вы понимаете, мадемуазель? Наверное, в Англии нет такого обычая? Но во Франции перед свадьбой составляется брачный контракт, после чего в доме невесты устраивают праздничный обед — она обедает вместе со своей семьей, женихом и некоторыми его родственниками, а после этого подписывается контракт. Мне кажется, тогда она была совершенно счастлива: она должна была быть графиней де ла Талль, а де ла Талль самая знатная семья — и самая богатая — в округе. Это была завидная партия. Потом брак зарегистрировали, и они обвенчались в церкви.
