Кей Хупер - Полет ворона
Остановившись позади нее, Джош взял щетку и фен из ее рук и продолжил начатое. Сначала его движения были неуклюжими, но затем стали ритмичными и уверенными. Тяжелая масса ее влажных волос засверкала по мере высыхания, и глубокие, теплые блики виднелись в темных локонах. С каждым взмахом щетки ее волосы мерцали все больше и больше и шелковистым пером нежно ласкали его руку. Поглощенный этим занятием, Джош наблюдал, как ее волосы становились живой, яркой, темной массой. Он поднял голову и встретился с ее взглядом в зеркале, его рука замерла. Ее взгляд остановился на его лице, веки были опущены, губы мягко приоткрылись, а белый шелк, обтягивающий ее груди, поднимался и быстро опускался.
Джош сглотнул, стиснул зубы, отвел взгляд от нее и сосредоточился на том, что делал. Пальцы, сомкнутые вокруг ручки фена, побелели, но рука все равно дрожала. Грудь сильно сдавило, и каждый мускул в его теле напрягся, в то время как глубокий, медленный пульс желания, рожденный в их первую встречу, становился все сильнее и сильнее. Он более или менее заслужил заезженное прозвище плейбоя. Джош это знал. Его сестра Сирина часто насмехалась над его потугами сохранить контроль над своей жизнью при помощи постоянной «блондинистой диеты». А Джош был чувственным мужчиной, и он испытывал удовольствие с теми блондинками. Но прежде он никогда не чувствовал эту жизненную потребность, эту пульсацию всего тела в страстном желании одной женщины и только одной женщины.
Он выключил фен и медленно отложил щетку, его глаза снова остановились на ней. Она повернулась на низком табурете, поднялась и встала лицом к нему. Джош знал, что на этот раз под халатом не было никакого кружева и шелка. Его рука поднялась и коснулась ее щеки. Травяной аромат мыла, которым она пользовалась, сводил его с ума. Или, возможно, это было не мыло.
— Когда ты пришла домой, — сказал он хрипло, — я не смел поцеловать тебя. Я понимал, что не смогу остановиться.
Она подняла руки и положила их ему на грудь, затем медленно начала расстегивать пуговицы на его рубашке. Ее глаза были темны и столь же загадочны, как у кошки.
— Сегодня вечером нас никто не побеспокоит, — прошептала она. — Пусть мир остановится на время. Пусть все остановится на время.
Если в ее словах и прозвучало отчаяние, то оно было приглушено, и ни один из них в действительности не услышал его. Джош избавился от рубашки, едва сдерживая стон, когда почувствовал, что ее руки гладили его по груди, животу до тех пор, пока застежка ремня не остановила соприкосновение их плоти. Его руки ощутили прохладу шелка, когда он дотянулся до нее, резко притянув к себе, а его рот с жадностью нашел ее раскрытые губы. Рейвен скользила руками по его ребрам, затем по спине, ощущая его руки на себе — одна запуталась в ее волосах, другая остановилась на бедре. Она могла чувствовать его твердое тело, обжигающее ее, отпечатывающее себя на ней, и поднялась на цыпочки, пока полностью не слилась с ним. Только тонкий барьер из шелка разделял их. Она почувствовала, что ее груди набухли и начали пульсировать, и в то же самое время другая боль возникла глубоко в ней.
Он целовал ее так, как будто только это могло спасти его от смерти, как будто его морили голодом, а прикосновение к ней утоляло этот голод. Его язык исследовал нежную сладость её рта, и Рейвен тут же ответила ему. Она изучала его также, как он изучал её, лаская Джоша в тайном, скрытном любовном поцелуе. Она почувствовала, как ее халатик скользнул на пол, а чувственное трение ее сосков о его покрытую волосами грудь разожгло пламя, и ее приглушенный всхлип затерялся у него во рту. Казалось, комната вращалась вокруг них. Рейвен приоткрыла глаза, когда Джош прервал поцелуй. Она поняла, что он c поднял ее и понес к кровати. Рейвен не была миниатюрной женщиной, и легкость, с которой он ее нес, шокировала. Это встревожило ее, но ничто уже не могло потушить огонь, который он разжег в ее теле. Джош откинул покрывало к спинке кровати перед тем, как положить Рейвен на мягкую поверхность, затем выпрямился и быстро избавился от оставшейся одежды. Его дикие сверкающие глаза смотрели на тело Рейвен с напряжением, которое она чувствовала всеми нервами. Она не могла оторвать взгляд от его лица, и впитать в себя могучую силу его тела, когда оно полностью открылось ее взгляду. У Рейвен перехватило дыхание, и она испытала краткий приступ паники, который был вытеснен равной по силе волной примитивного физического желания.
Одетый, он обладал внушительным телосложением — высокий и широкоплечий, и его движения отличались легкой и спортивной грацией. Но когда внешние атрибуты цивилизации исчезали, он стал кем-то еще, кем-то примитивным. Грубая сексуальность исходила от его мускулистого тела подобно примитивной ауре, и его желание было живительной силой, которую она могла чувствовать. Казалось, что в комнате вспыхивали электрические разряды. Сила собственного ответа на его мощь пугала ее, а подсознательное опасение выдавал ее дрожащий голос:
— Джош…
— Ш-ш-ш. — Он обнимал ее, целуя медленно, глубоко, опираясь на локоть, а другая рука спокойно лежала на чувствительной коже ее живота. — Ты так красива, — пробормотал он. Его губы порхали по ее лицу, и срывающимся голосом он произнес: — Я люблю тебя, Рейвен.
Она ухватилась за его плечи и не отпускала, чувствуя потребность… необходимость. Страх отступил, и все ее чувства сосредоточились на его губах, на руке, все еще лежащей ниже ее грудей. Напряжение, как эмоциональное, так и физическое, начало скручиваться внутри нее, и она почувствовала что-то еще внутри, что-то неподвижное и темное. И Джош тоже это почувствовал. Он на мгновение поднял голову, его обжигающие, блестящие глаза смотрели прямо в душу, и дикий звук, который он издал, был полон душевной боли.
— Не надо … не сдерживайся, любимая. Не прячься от меня.
Разве она пряталась? Рейвен не знала. Но она никогда в жизни не отдавалась полностью на волю чувств, и от барьеров, которые были воздвигнуты вокруг ее эмоций и мыслей, не так-то легко было освободиться. Она хотела раствориться в Джоше, ответить на его чувства, но годы напряженной, осторожной жизни оставили свою метку.
— Я … — Она старалась задержать дыхание, старалась сражаться с чувством удушья, — я не хочу … Я ничего не могу поделать, Джош….
На мгновение он замер, напрягся, а потом опять опустил голову, и его рот нашел ее. Он целовал ее с мягкостью, тем более удивительной, что она ощущала твердость его тела, требующего больше, намного больше, чем поцелуй. Но он был осторожен, невыразимо ласков, действуя не спеша. Его язык медленно прошелся по чувствительной внутренней поверхности ее рта, затем Джош мягко прикусил ее нижнюю губу. Он снова и снова покрывал ее рот легкими поцелуями. Трогательная, коварно соблазнительная нежность растопила броню Рейвен быстрее, чем настойчивость. Что-то темное и неподвижное внутри нее исчезло.
