Екатерина Гринева - Герой-любовник, или Один запретный вечер
По моему телу пробежала дрожь.
– Ей казалось, что за ней следят, хотят украсть… Она мне говорила об этом. Но отказывалась от по-мо-щи. И теперь я не знаю, что с ней. Где она. Где мой ребенок?
Он уронил голову на стол, и я занесла над ним руку. Как же мне хотелось запустить свои пальцы в эти мягкие волосы и потрепать их.
– Александра! – он поднял голову и его глаза-лазеры рассекли, прожгли меня насквозь. – Ты должна помочь мне.
– Как?
– Найти Эву.
У меня хватило сил фыркнуть.
– Я не видела ее шесть лет.
– Должна! – упрямо повторил он.
– И что ты предлагаешь?
– Давай рассуждать логически: если бы она приехала в этот город, куда бы пошла первым делом?
– Эве незачем приезжать сюда! В нашем городе нет даже подходящего медицинского обслуживания. Где она будет рожать? Это надо быть совсем без мозгов, чтобы заявиться сюда: здрастье, я приехала! А Эва – будущая мать, и интересы ребенка для нее превыше всего.
– Думаешь, ее здесь нет?
– Сам посуди, что ей здесь делать? – ответила я вопросом на вопрос.
– Я узнал по своим каналам, что она взяла билет до Москвы, – сказал он, понизив голос.
– Тогда, скорее всего, она там. В Москве легче затеряться. Большой город.
На лице Франсуа появилось выражение досады: то ли от того, что ему так и не удалось расколоть меня, то ли потому что он решил, что я вправду ничего не знаю.
– Хо-ро-шо. Завтра утром я уеду в Москву и буду искать Эву там. Не хочешь присоединиться?
Я мотнула головой.
– Пока не могу. Работа, дела.
– Ты где работаешь?
– Сейчас нигде, но на той неделе обещали пристроить. Это очень важно для меня.
– Все расходы я беру на себя, – красиво-театральным жестом Франсуа достал из сумки пачку денег и взмахнул ими передо мной. Как косточкой перед голодной собакой. В моей голове внезапно вспыли строчки: «У советских собственная гордость, на буржуев смотрим свысока… «В данном случае «буржуй» сидел перед мной, и я невольно выпрямила спину.
– Дело не в деньгах.
– А в чем? Ты не хочешь найти собственную сестру?
Я решила сыграть ва-банк.
– Сест-ра! – свистящим шепотом сказала я. – Уехала и бросила старых пожилых родителей. Тоже мне… сестра! Если ты хочешь знать, я ее видеть не желаю. Пусть только явиться мне на глаза, – распалялась я. – Могла бы приехать хоть раз. – Я взмахнула рукой.
Франсуа перехватил ее и поднес к губам. Я хотела вырвать руку, но он резко встал и притянул меня к себе. Я уперлась обеими руками в его грудь, но мои силы… слабели, иссякали. Голова запрокинулась назад, и настойчивые мужские руки расстегивали халат. Горячие, мягкие… Халат упал к ногам, и застежка бюстгальтера буквально лопнула от одного прикосновения его пальцев. Он наклонился и вобрал губами в рот мой сосок, слегка куснув его.
Судорожная волна прошла по моему телу и мои руки уже раскрылись навстречу – обнять, обхватить, прижать к себе. Внезапно резкий звонок мобильного рассек наэлектризованную тишину, и я, прикрывая грудь рукой, кинулась к телефону, лежавшему на подоконнике. Влажными пальцами я схватила его, и он чуть не выскользнул из рук, подпрыгнув в воздухе. Это был Денис!
– Привет!
– Привет!
– Как ты?
– Нормально. – Я подбирала с пола халат и спешно натягивала его, не попадая в рукава.
Франсуа подошел сзади, и его ладонь легла ниже моей спины. Я отпихнула его руку.
– Какой-то голос у тебя…
– Какой? – я тяжело дышала. – Просто я… была на улице и бежала к телефону. Боялась не успеть. А ты?
– Работа – туфта. Обещали больше. А на деле – платят в два раза меньше.
– Обидно…
Я боялась, что Франсуа подаст голос, и тогда Денис взорвется, примчится ко мне, бросив все. В том числе и свою работу.
– Я позвоню тебе потом. Позже. – Рука Франсуа уже гладила мне левое бедро, – Пока. Целую.
– Целую, Санька! Не скучай!
Я положила телефон на стол и повернулась к Франсуа.
– Концерт окончен. Кина не будет.
Он сдвинул брови, стараясь вникнуть в смысл. О, эти его неправоподобно-красивые брови. С которыми ему бы сниматься в Голливуде, а не сидеть передо мной на хлипкой веранде старого дачного дома. Он явно расточал свое обаяние через край – щедро, без остатка.
Его руки протянулись ко мне, но я отступила назад, качая головой.
– Все, Франсуа! Не надо. Подумай о своей жене.
– Я не могу… когда ты передо мной. И так похожа на нее, – простонал он. – Я смотрю на тебя и вижу ее.
– Сожалею. – Халат был застегнут в рекордно-короткое время, и для проверки я еще пробежалась по пуговицам пальцами. – Но тебе лучше уехать в Москву и искать Эву там.
Он стоял в распахнутой на груди рубашке и не торопился застегивать ее. Я старалась не смотреть на его загорелую мускулистую грудь, и мой взгляд был устремлен на окно, словно там было нечто интересное и захватывающее.
Он все еще стоял и ждал. Мужчине трудно поверить в то, что его отвергли, и хочется до последнего надеяться, что это не так.
– Давай спать, – предложила я. – Как говорится по-русски: утро вечера мудренее.
Я постелила Франсуа на первом этаже и, пожелав ему спокойной ночи, отправилась наверх.
Он не сводил с меня взгляда, как хищник, который готов в любой момент напасть на свою добычу. Даже спиной, поднимаясь по лестнице на второй этаж, я ощущала на себе этот пронзительно-сверлящий взгляд. Я закрыла дверь на задвижку и полностью обессиленная свалилась в кровать. Я лежала, уткнувшись лицом в одеяло, и лихорадочно размышляла: понял ли Франсуа, что я ему просто морочу голову или нет? Удалось ли мне обвести его вокруг пальца? А если он установит за мной слежку? Смогу ли я ускользнуть от него?
И вообще… зачем он приехал? Найти Эву? И здесь из глубины, как нерастворимый осадок, всплыл вопрос, которого я хотела избежать, но который мучил меня все это время. А что, если Франсуа прав? И у Эвы действительно проблемы с психикой? Насчет женщины – она права. Я видела эту Анн Прево своими глазами. Была у нее в номере. Но, может быть, эта женщина как-то связана с психиатрической клиникой, в которую хотят положить Эву, чтобы ее всерьез обследовать? Просто Франсуа мне пока не говорит об этом, так как не до конца доверяет? Но как сюда вписывается Марсель-Раймон? И почему его убили?
А может быть все не так… И Франсуа не знаком с Анн Прево? А вдруг Эва представляет собой какой-нибудь редкий случай психического заболевания и поэтому за ней приехала Анн Прево, чтобы убедить ее уехать обратно? И отсюда ее разговоры еще в Париже, что Эва не должна рожать?
Франсуа приехал озабоченный тем, что у его жены серьезные проблемы со здоровьем и ей надо срочно лечиться?
Тогда я совершаю преступление, что скрываю Эву от мужа. Он лучше знает, что ей нужно. А я беру ответственность не только за Эву, но и за Машку. А имею ли я на это право?
