Юлия Шилова - Любовница на двоих
— Галя, ты понимаешь, что говоришь?!
— Конечно. Я все понимаю. Даже больше, чем хотелось бы… Я уже приняла решение. С сегодняшнего дня я заканчиваю принимать женские гормоны. Хватит, напринималась.
— А какие ты будешь принимать, мужские, что ли?
— Никаких. Мужские пока нельзя. Иначе произойдет страшная ломка, и я просто загнусь. Я не хочу быть ни лесбиянкой, ни транссексуалом, и никаким другим хреном моржовым. Я хочу быть нормальным мужиком. Обыкновенным мужиком, каких тысячи.
Галина нежно притянула меня к себе и поцеловала в губы. Я томно вздохнула и, не удержавшись, ответила ей.
— Я люблю тебя, — донеслось до моего сознания. — Господи, ты даже не представляешь, как я тебя люблю.
В этот момент заплакала малышка, и я бросилась к ней, чтобы покормить. Галя сидела рядом и не сводила с меня глаз.
— Ты очень красивая, — прошептала она.
— Да какая я сейчас красивая, после родов.
— Ты будешь самой красивой любой, потому что любимая женщина всегда самая красивая и самая желанная.
Дочурка уснула, я положила ее на диван и посмотрела на часы. Полночь. Самое время заняться тем, что не должно привлекать внимание людей. Галина словно прочитала мои мысли, встала.
— Ты отдыхай. Тебе нужно набираться сил, а я поехала к мотелю. Попробую найти труп и позаимствовать у него двадцать тысяч долларов.
— Я поеду с тобой.
— Как это?
— Так это.
— А ребенок?
— Ты же видела, что я только что накормила малышку. Она будет спать до следующего кормления.
— Нет. Так не пойдет, — Галина замотала головой. — Ты останешься. Сейчас ты больше нужна своему ребенку, чем мне в этом грязном деле. Сиди дома и жди моего возвращения. В конце концов — ты женщина. Не женское это дело, по ночам трупы выкапывать.
— Можно подумать, что ты мужчина, — я замолчала, поняв, что невольно позволила себе чудовищную бестактность.
Я не сомневалась, что Галине мои слова были очень неприятны, но она смогла это скрыть.
— Ты никуда не пойдешь, — повторила она. — Я справлюсь сама.
— А если ты не вернешься, что я буду делать?
— Вернусь.
— Ты не ответила на мой вопрос. Если ты не вернешься, что мне делать одной в чужой стране? Без документов, без денег, без языка, с грудным ребенком на руках?
— Я вернусь, — по-прежнему упиралась Галина.
— Я должна быть с тобой. Динуля накормлена, она будет спать. Ты же знаешь, она просыпается только тогда, когда хочет есть. Сейчас она сыта. Можно взять ее с собой.
— Ты что, совсем чокнутая?
— Пока нет. Но я ею непременно стану, как только останусь одна и пойму, что ты больше никогда не сможешь мне помочь…
Я замолчала и всмотрелась в Галино лица Оно было очень усталое, ее волосы были растрепаны, а красные прожилки в глазах говорили о том, что она уже давно не высыпалась по-человечески. Ее широко раскрытые глаза смотрели на меня в упор, но словно меня не видели. В них читалась осуждение за то, что я не иду на уступки. Я подошла к ней вплотную и взяла ее за плечи.
— Галя, ну пожалуйста. Вдвоем мы быстрее справимся. У меня больше нет живота, значит, теперь я могу прекрасно орудовать лопатой.
— Для меня слово женщины — закон, — грустно улыбнулась моя подруга, а быть может, уже и друг. Признаться честно, я уже сама ничего в этом не понимала. Это стало не важно. Самое главное, что это очень близкий человек, которому можно довериться.
Глава 11
— Бог мой и почему я связалась с чокнутой, — повторяла Галина.
Чтобы скрыть беспокойство, я улыбалась, то и дело бросая настороженный взгляд на американского таксиста.
— Ну, что ты лыбишься? Бросила грудного ребенка одного и еще улыбаешься!
— Я его не бросила. Я сама переживаю не меньше твоего, но я же знаю, что без денег ни я, ни мой ребенок не выберемся.
Остановившись метров за двести от мотеля, Галя рассчиталась с таксистом и протянула мне руку, чтобы помочь выйти из машины.
— Видишь, кое-какие мужские привычки я еще помню, — произнесла она с вызовом.
У входа в мотель Галя посмотрела на часы и сказала:
— У нас с тобой ровно три часа.
— Почему ровно три?
— Потому что грудного ребенка кормят каждые три или четыре часа.
— Даже ночью?
— Да, если он проснется.
— Откуда ты все это знаешь?
— Я литературу читала.
— Какую еще литературу?
— По уходу за грудным ребенком.
— А тебе это зачем? — удивилась я.
— Затем. Думала, как стану женщиной, обязательно возьму из детского дома девочку и удочерю ее. Грудную, чтобы она думала, что я ее настоящая мама. Я же не могу родить ребенка, но не хотела отличаться от других женщин. Вот в больнице по вечерам штудировала нужную литературу. Теперь за любым советом можешь обращаться ко мне, на любой вопрос отвечу.
— Пойду поищу лопату!
— Хорошо, если бы их было две.
— Зачем?
— Чтобы копать вдвоем, неужели не ясно?
— Ты еще слабая после родов. Куда тебе землю копать! Будешь стоять на шухере.
— Я и до родов неплохо копала, а уж теперь-то…
— Не говори ерунды.
Я тяжело вздохнула. Мне было страшно, что я оставила маленькую Дину совсем одну. Если со мной что-то случится, что будет с ней? Господи, как страшно! Жив ли наш папка с улицы Академика Скрябина или скончался в больнице? Может быть, он до нее и вовсе не доехал. Все-таки пуля в груди… Я даже не знаю, куда его увезли, в какую клинику, и не «югу его навестить.
Ну почему у меня вся жизнь кувырком? Неужели я не такая, как все? Я постоянно за чем-то гонюсь и постоянно что-то упускаю в этой жизни. Ну почему я не могу иметь то, что хочу, и не могу быть рядом с тем, с кем хочу? Мне ведь всегда хотелось иметь одного-единственного мужчину, который бы был ТОЛЬКО МОЙ И НИЧЕЙ БОЛЬШЕ. Интересно, а вообще бывают счастливые люди? Как же сильно я хочу вернуться на родину и как же страстно и преданно я ее люблю. Еще совсем недавно я мечтала только об одном — уехать от этой нищеты и равнодушия окружающих, забыть мир, в котором выживают только те, кто умеет воровать, где все куплено. Только сейчас и здесь я поняла, как сильно люблю свою непутевую родину и как мечтаю вернуться обратно. Я болею за нее душой и хочу ей помочь, хотя понимаю, что не могу ничего сделать, ничего.
— О чем задумалась? — перебила мои мысли Галина.
— Да так.
— Ладно, думать некогда, пора действовать.
На пожарном щитке висела небольшая лопата, которая так и просилась в руки.
— Одна, — грустно покачала я головой.
