Барбара Вуд - Дом обреченных
Я не могла точно обосновать это, чувство было настолько сильным, что я должна позволить ему направлять мои дальнейшие действия. Так же, как я знала теперь, что ореол фатальной обреченности вокруг дяди Генри объяснялись лишь его предполагаемой судьбой, я верила, что моя необъяснимая уверенность в том, что отец невиновен в преступлении, лежала в забытой правде. Именно поэтому я должна остаться в Херсте и вспомнить тот последний день.
Таким образом, это должно было стать моим ответом на расспросы, которые, по всей вероятности, предпримут родственники. Подтверждение невиновности отца в ужасном убийстве может быть скрыто в моей памяти. Если бы я вдруг вспомнила, чему я явилась свидетельницей в тот день, в роще, то, следовательно, я могла бы вспомнить и того, кто был реальным убийцей. Если убийцей был один из Пембертонов, один из тех, кто сейчас ужинал рядом со мной, то их теперешнее настроение могло действительно иметь смысл. Они не хотели, чтобы я вспомнила, они защищали кого-то.
Лишь после того, как подали бисквиты со взбитыми сливками, дядя Генри начал разговор. Как обычно, я старалась представить, что вижу и слушаю своего отца. Как обычно, тетя Анна высказывала плоские банальности, которые, как я знала, служили прикрытием того, что она на самом деле чувствует. И, как обычно, кузина Марта оставалась в стороне от дискуссии, озабоченная, как я подозревала, тем, чтобы найти подушку для вышивания.
— Так скажите мне, кузина Лейла, — начал Тео в нарочито непринужденной манере, — в Лондоне нынче стало тише, после замены каменных мостовых на деревянные?
— Эксперимент не удался, кузен Тео, поскольку оказалось, что древесина бывает слишком скользкой во время дождя. К несчастью, Лондон всегда будет страдать от шума, который, как я предполагаю, удерживает вас от него.
— Не в этом дело, моя милая. Пембертоны — не путешественники, вы же знаете, — повторил он свои собственные слова, сказанные двумя днями раньше. «Пембертоны не путешествуют». «Пембертоны редко покидают свой дом». Почему?
— Вы много теряете, оставаясь дома, — рискнула заметить я.
Дядя Генри присоединился к разговору.
— Все, что нам нужно, мы имеем здесь, в Херсте. Пембертоны — не светские люди, поскольку мы достаточно активны, чтобы занять себя в своих собственных стенах и своими собственными силами. Те сельские жители, которым требуется дом в городе, не могут похвастаться слишком богатым воображением.
Да, они были горды своим оседлым существованием, даже кичились им. Я сразу же вспомнила клан монахов отрешенных от жизни, поклявшихся хранить тайну и вечное братство. С каждым часом этот дом становился все более и более странным.
Повисла короткая пауза, во время которой все присутствующие, я уверена, думали о том, что бы сказать теперь. Как ни странно, заговорила тетушка Анна, опустив глаза, сворачивая и разворачивая свою салфетку.
— Когда ты собираешься уехать из Херста?
— Тетя Анна! — импульсивно воскликнула Марта, — это же невежливо!
— Говоря серьезно, — присоединился Тео, прямо глядя на меня, — каковы твои планы теперь, когда ты все узнала?
— Теперь, когда я узнала что? — Это было то, чего я ждала, к чему готовилась.
— Ну, теперь, когда ты поняла, что не можешь вспомнить прошлое, конечно, теперь ты можешь уехать из Херста, — вставила Марта.
Я взглянула на нее. Она тоже хотела, чтобы я уехала.
— Вы имеете в виду моего отца?
Она молча кивнула.
— Это могло быть правдой, и я могла бы покинуть Херст завтра, если б поверила в эту историю. Но, однако, я в нее не поверила. И поскольку так получилось, я решила оставаться здесь до тех пор, пока точно не вспомню, что случилось в тот день.
— Что ты вообразила? — Пухлая рука тетушки Анны взлетела к груди. — Ты утверждаешь, что мы все лжем?
— Нет, не вы. Возможно, вы все страдаете от обмана и не подозреваете об этом. Но у меня такое ощущение, четкое чутье, тетя Анна, что мой отец не делал того, что вы думаете. Он невиновен. Я чувствую это.
— Но это абсурд, — начал Тео.
— Откуда вам знать, — обернулась я к нему. Теперь я защищала не только моего отца, но и мою мать, и себя тоже. — Кто-то из вас видел это? Был ли кто-то из вас, кроме меня, в тот день свидетелем произошедшего? Так как же вы можете быть в этом уверены? Когда я впервые приехала в Херст три дня назад, я удовлетворилась бы тем, что хотя бы фрагменты воспоминаний вернулись ко мне. Но теперь все изменилось. Теперь важно то, что я вспомню. Чем сидеть и ждать, пока воспоминания всплывут, я буду бороться за то, чтобы вернуть их. Вы понимаете, дядя Генри?
— Ты только нанесешь себе вред, зайка. Ты вспомнишь ужасное событие, которое будет преследовать тебя всю оставшуюся жизнь. Избавь себя от этого, Лейла.
— Кажется, я тоже теперь нахожусь под гнетом безумия Пембертонов, от которого мы все гибнем. Почему бы не добавить еще немного, чтобы сделать это бремя полным?
Не уловив моего сарказма, дядя Генри потянулся через стол, казалось, умоляя глазами.
— Лучше оставь это в покое, зайка.
— Но это не лучше. Разве вы не видите? Я не верю, что мой отец был убийцей. Я не верю, что моя мать уехала отсюда из-за плохих воспоминаний. Я думаю, она увезла меня, чтобы защитить от чего-то или от кого-то. И к тому же, я не верю в проклятие Пембертонов. Сейчас 1857 год, век просвещения и научного прогресса, духов и проклятий больше не существует.
— Но ведь это именно они заставили твоего отца сделать то, что он сделал.
— Я не хочу в это верить! — Забывшись, я резко поднялась. — Я думаю, проклятие Пембертонов — выдумка, лживая история, чтобы возложить вину на моего отца и скрыть истинного убийцу.
— Остановись, Лейла! — воскликнул мой дядя.
— Генри! — воскликнула Анна. В глазах ее плескался ужас.
— Каждый из вас желает, чтобы я уехала отсюда. Почему? Мне было всего пять лет, когда я покинула этот дом. Я ожидала, что меня примут с открытыми объятиями и дружбой, что настало время для воссоединения и воспоминаний. Но вы поступили по-другому. Вы восприняли меня как бедствие. Что случилось, скажите мне, что случилось двадцать лет назад, чтобы вызвать все это?
— Просто ты пробудила тяжелые воспоминания, вот и все.
Все вздрогнули, когда в гостиную вошел Колин. Он слушал, стоя в дверях.
— И вы вдобавок испортили им десерт. Видите? Никто не съел и кусочка. Ваше присутствие заставляет их вспоминать вещи, о которых им не хотелось бы помнить.
— Колин, — начал дядя Генри.
— Вы заметили, у нас в доме нет портретов. Это потому, что никто не желает напоминаний.
— О чем?
Колин пожал плечами, и это разозлило меня.
