Наталия Ломовская - Сестра моя Боль
«Все же не зря я запер комнату сестры. Мне здесь не по себе, и дело даже не в звуках».
Сам воздух комнаты был неприятен, словно его молекулы пришли в движение, потревожен чьим-то присутствием, в нем ощущалась вибрация. Руслан затворил шкаф, и зеркало, висящее на внутренней стороне одной из дверец, пришло во взаимодействие с зеркалом туалетного столика. Там дрогнул и отразился луч света, и ему показалось…
«Мне показалось. Мне все просто показалось».
Тем не менее Руслан прикладывал все возможные усилия, чтобы не заорать и не броситься наутек из этой комнаты, из этой квартиры, из этого дома, чтобы не заблудиться в темных улицах и не потерять там остатки рассудка.
Ему просто некуда было идти.
В городе еще вовсю кипела ночная жизнь, еще танцевали в клубах девушки, в ресторанах раскалялись печи, в казино метали банк. Нехитрое изобилие, но все же изобилие – и все равно Руслану Обухову некуда было деться. Можно было поехать к Маргарите, но видеть кого-то, кто знал о его беде, а уж тем более кого-то, с кем его связывала общая беда…
За прошедший месяц они виделись всего два раза, но каждый день говорили по телефону. Рита всегда звонила Руслану первой. Еще Обухову почему-то звонил Валерий, тот самый мужчина, который рыдал, сидя в вертящемся кресле. В той катастрофе у него погибла молодая жена. Валерий спрашивал у Руслана, нет ли каких новостей о расследовании, которое явно зашло в тупик. Черный ящик был найден, записи расшифрованы, но по-прежнему родственникам погибших не сказали ничего существенного. Непонятно, почему Валерий полагал, что у Обухова могут быть какие-то сведения…
Можно было не надеяться уснуть. Даже валерьянка Руслану теперь не помогла бы. Если бы те таблетки, что он отправил в водоворот унитаза… Но что сделано, то сделано. Руслан сел на стул и вроде бы задремал, но его разбудил фейерверк – в честь неведомого праздника кто-то устроил за окном серию вспышек и взрывов, и он проснулся.
Фейерверк был не за окном. Огненное шоу разворачивалось в зеркале. Зеркало в грубой дубовой раме когда-то было маминым, потом Эля перевезла его из Верхневолжска в Москву и повесила в своей комнате. Теперь оно преобразилось. В зеленоватой зеркальной глади Руслан не видел своего отражения, но видел океан – он сразу понял, что это океан, по закипающему окоему и тому особому чувству глубины, которое, как и чувство высоты, возникает где-то в позвоночнике. В темном небе над океаном метались грозовые всполохи. Руслан видел самолет.
Он видел самолет, он чувствовал смятение, владевшее огромной, мощной машиной, чувствовал ужас, захвативший души людей, запертых в самолете. И его сестра была среди них.
Она теперь смотрела на него в упор. Ее губы шевелились, она что-то говорила, но слов Руслан не слышал – ведь их разделяло стекло. Руслан хотел его разбить, но понял, что, уничтожив зеркало, он уничтожит и эту странную связь. Стекло затуманилось, словно от дыхания. Это могло быть только дыхание Руслана, но вдруг он увидел, как на стекле появляются буквы – с той, с другой стороны, зеркально отраженные буквы писала пальцем его сестра, торопясь, озираясь, словно боясь быть застигнутой кем-то или чем-то. «Поезжай» – понял он, потом «в»… Дальше непонятно – «И»? «Т»? Нет, это «Ш». «Поезжай в Шмелево», – понял Руслан и закивал, а потом опять проснулся, уже в своей постели.
Он все же пошел на кухню и поставил чайник, и, пока тот закипал, думал о своем сне. В нем не было ничего удивительного, разумеется, весь он был оправдан предыдущим днем. И недаром всплыло название поселка Шмелево – поселка, куда уехал жить полковник. Говорил же Семенец на прощание: мол, если что случится… А ведь Руслан давно его не видал, полковника-то. Только по телефону с ним разговаривал. И сейчас он набрал его номер. Половина четвертого. Самая глухая пора. Час смерти. Но полковник ответил сразу же, как будто ждал звонка.
– Василий Семенович, у меня…
– Я знаю, Руслан. Нам нужно встретиться. Сейчас я пришлю за тобой машину. Палантир[2] захвати с собой.
– Что? – удивился Обухов.
– Ты что, Толкина не читал?
– Читал. Давно. В юности. Я вас понял, Василий Семенович.
– Ну, то-то.
Теперь оставалось только ждать. Чайник вскипел, и вдруг Руслан почувствовал, что в квартире очень холодно. Зябкий мрак таился по углам, тянулся по полу… Это заставило его задуматься – а было ли увиденное сном? Никогда раньше не интересовался он подобными вещами, но краем уха слышал, что потусторонним явлением всегда сопутствует понижение температуры. Нет, глупости, глупости… Это был сон, сон объяснимый, только одно в нем казалось непонятным – Эля в этом сне была подростком, а не той красивой, уверенной в себе молодой женщиной, которую Обухов проводил в аэропорт. Что бы это могло значить?
Руслан выпил чаю и вспомнил, что уже очень давно ничего не ел. Следовало подкрепиться. Соорудил себе какой-то бутерброд, но он показался Руслану совершенно безвкусным. К тому же у Обухова ныли все зубы разом, как будто он их долго и сильно стискивал. Скорее всего, так оно и было, просто он этого не замечал. Поэтому хлеб и сыр Руслан брал одними губами и катал во рту. Вдруг ему вспомнилось, как много лет назад видел беззубую обезьяну, и она точно так же ела банан.
Уже почти рассвело, когда в дверь позвонили. Руслан думал, что это пришли от полковника, поэтому открыл сразу. Но на пороге стояла Маргарита. Видно было, что она спала в одежде, да так и пришла. Глаза у нее сухо, горячечно блестели, щеки горели румянцем. Она не поздоровалась.
– Ты что? – спросил Обухов, посторонившись и впустив ее. Она упала в кресло, как будто очень устала, но тут же вскочила:
– Они живы.
– Что? – удивился Руслан.
– Они все живы. Мама… Она смогла мне позвонить. Мама… и другие голоса я тоже слышала. Поэтому все было так странно. От нас что-то скрывают. Поэтому нас не повезли на место катастрофы, хотя собирались, поэтому мы не опознавали тела. Самолет не упал. Его, вероятно, захватили террористы.
Маргарита была вне себя, и Руслан принес ей воды. Она взяла стакан и выпила залпом.
– Давай сначала. Кто тебе звонил? Когда? И, прошу тебя, передай дословно все, что сказала тебе твоя мать.
– Это было вчера… Нет, сегодня. Часа в три ночи. Я приняла лекарство и заснула. И вдруг зазвонил мой телефон. Я насилу проснулась. Я не хотела отвечать, но подумала – вдруг что-то стало известно о них? Смотрю, звонок идет с маминого телефона. Что за ерунда, думаю. И ответила. И со мной заговорила мама. Она сказала, что не понимает, что происходит…
– Что дословно она сказала? Рита, прошу тебя. Говори в подробностях.
– Хорошо. Она сказала: «Маргоша, ты меня слышишь? Я не понимаю, что происходит». Тут я закричала: «Мама, где ты? Ты жива?» А она мне с таким удивлением: «Господи, конечно, жива. Просто я, наверное, заболела. Все вокруг какое-то серое, и я не могу понять, что происходит. Такое странное место…» Я закричала: «Мамочка, возвращайся домой!» А она сказала что-то в том роде, что и рада бы, но… А что «но» – я уже не услышала. Связь прервалась. Я пыталась перезванивать. Просто пустота. Ни гудка, ничего.
