Юлия Шилова - Растоптанное счастье, или Любовь, похожая на стон
— И чем он тебе может помочь?
— Может, он запомнил номер его шикарной машины.
— Да никто там ничего не запоминал! И поверь, такие люди, как тот человек, который тебя ограбил, работают очень даже аккуратно. Уж он-то позаботился о том, чтобы поменять номера на своей машине, когда он подъехал к «Брюсову».
— Что значит «поменять номера»?
— Это значит то, что люди, занимающиеся криминальными делами, меняют номера на своей машине, для того чтобы их потом нельзя было вычислить.
— Но ведь модель машины они не могут поменять?
— Не скажи. Если игра стоит свеч, то можно поменять и модель. И уж если на то пошло, то в Москве «Мерседесов» сейчас как собак нерезаных. Так что по этим приметам довольно трудно вычислить человека, который тебя ограбил.
— Почему ты постоянно говоришь, что это просто человек, и не называешь его по имени? Почему не говоришь, что это Илья?
— Потому что… — я тут же немного растерялась.
— Почему?
— Потому что тот человек, который сегодня сидел в ресторане, совершенно не имел никакого отношения к тому Илье, который тебя ограбил.
— А мне кажется, наоборот А мне кажется, что тот Илья, который сегодня сидел в ресторане и который этой ночью меня ограбил, совершенно не имеет никакого отношения к тому Илье, который лежал у тебя на даче. Хотя вполне возможно, что это один и тот же человек. Я этого не отрицаю. Просто он профессионал во всем. Кстати, а ты с ним сама-то спала?
— Что?
— Ну, я же тебя вполне нормально спросила. Ты со своим Ильей спала?
— Нет, — Замотала я головой. — Только в разных комнатах.
— Хоть это радует.
— А почему тебя это радует? — не поняла я подругу.
— Потому что если бы он с нами с двумя переспал, то не слишком ли жирно ему было…
От последних Натальиных слов на моей спине пробежали мурашки Я вскинула голову и посмотрела на нее глазами, в которых читался страх.
— Ната, ты сама-то хоть понимаешь, что говоришь?
— Я все понимаю.
— Тебе нужно успокоиться и показаться врачу.
— Спасибо, но мне кажется, что уж если кому и нужно показаться врачу, так это тебе. Мне ужасно паршиво оттого, что ты мне не веришь.
Глава 7
Я не знаю, сколько времени мы просидели, сколько выпили и сколько доказывали друг другу, что Илья был в эту ночь с кем-то из нас. Моя подруга смотрела на меня глазами раненого животного, и от ее несчастного взгляда у меня жутко щемило сердце.
— Светлана, скажи честно, ты меня осуждаешь? — не переставала она задавать мне один и тот же вопрос.
— За что?
— За то, что я доверчивая тупица.
— Наталья, ситуация, в которую ты попала, может случиться с каждой из нас. Сейчас время такое страшное. У мужика на лбу не написано, чем именно он занимается и что у него на уме.
— Это точно. На лбу у него было чисто.
Моя поддержка сразу подействовала на подругу надлежащим образом, и она почувствовала во мне родственную душу, которая готова за нее заступиться и поддержать в трудный момент.
— Светлана, как думаешь, а почему наука до сих пор не придумала какой-нибудь приборчик, чтобы можно было проверить, фальшивый это мужик или нет?
— Что проверить-то?
— Ну, проверяют же деньги на фальшивость.
Поднес купюру, посмотрел на нее внимательно, удостоверился в ее подлинности и можешь спокойно класть себе в кошелек.
— Вот ты придумала!
— Я тебе дело говорю. Так же и с мужиками. Почему до сих пор не создан приборчик, при помощи которого женщина может мужика разглядеть? Так бы и ошибок было меньше. Проверила мужика на вшивость и уже точно знаешь, пригодится он тебе в хозяйстве или нет. Так бы фальшивки и отсеивались.
— Если бы на все приборчики были, было бы просто неинтересно жить. Жизнь вообще состоит из одних ошибок.
— А быть может, наша жизнь и есть одна большая ошибка?
— Может быть…
Наташка открыла еще одну бутылку мартини, налила полные бокалы и взяла в руки справочник о ночной московской жизни, который лежал на моем журнальном столике.
— Света, а ты где такой справочник купила?
— Не помню. В каком-то магазине.
— Классная вещь!
— Тебе и в самом деле нравится?
— Еще бы.
— Значит, забирай себе.
— Что, и вправду? Но ведь он дорого стоит.
— Ерунда. Ты сама всегда говоришь о том, что дружбу деньгами мерить нельзя. Мне для тебя ничего не жалко. Я как-то шла по магазину и увидела этот справочник. Думаю, дай куплю. Ведь нужно же куда-то в свет выбираться. Москва такая большая и такая тусовочная. Хочется порой окунуться и в ночную ее жизнь, а куда выйти, мы даже не знаем. Зато тут все написано — где народу побольше, какая публика, какие цены…
— Значит, ты мне его даришь? — еще раз переспросила меня подруга.
— Я же сказала — дарю.
— Ладно, беру. Видно, нет во мне гордости. И это после того, как ты чуть было моего мужика себе не приписала.
— Наташа, ты о чем?
— О том, что фактически ты сегодня меня предала.
— Наташа, что значит «предала»? Ты все опять начинаешь?
Положив журнал к себе на колени, Наталья бросила в мою сторону вкрадчивый взгляд и спросила пьяным уже голосом:
— Свет, а может, тебе все это померещилось?
— Что значит «померещилось»? — не поняла я подругу.
— Ну то, что ты мужика какого-то сбила, и то, что он у тебя на даче лежал?
— Ты что такое говоришь?
— Может, ты слив пересобирала? Такое от усталости часто бывает. Переутомление, одним словом.
— Натуля, а может, тебе померещилось?
— Что померещилось?
— Что тебя на шестьдесят пять тысяч долларов ограбили. Может, твои драгоценности дома лежат?
— Ты хочешь сказать, что я идиотка?
— А ты хочешь сделать идиотку из меня?
— Ладно, давай не будем, а то сейчас все по новой начнется. Раздеремся еще. Только… Или мы обе сошли с ума, или я вообще ничего не понимаю, — решила сгладить ситуацию Наташка. — Давай лучше я страницу с перечнем ночных клубов открою, глаза зажмурю и ткну пальцем. В какой клуб попаду, в такой и поедем.
— Тебе что, вчерашней ночной жизни мало?
— Как можно сравнивать? Вчера у меня были совсем другие цели.
— Какие?
— Вчера я ездила за принцем.
— А сегодня?
— Сегодня мы не за принцами поедем, а просто отвести душу. Тряхнуть стариной. Немного прийти в себя. Ну что мне, после того, что вчера произошло, закрыться в четырех стенах и умереть к чертовой матери?
— Я тебя к этому не призываю, — тут же замотала я головой.
— В конце концов, грабить меня уже нечего. Все, что можно было, уже вынесли, поэтому я не представляю никакой ценности для воров-профессионалов. Если только меня саму вынести… Желательно куда-нибудь на Рублевку.
