Кристи Доэрти - Ночная школа
— Здесь можно неплохо поговорить, — заметила Джу. — Фактически это единственное место в Киммерии, где можно не опасаться, что тебя подслушают. Как ты могла заметить, в нашем образовательном заведении множество людей, которые любят совать свой нос, куда не надо. Ну, уж коли мы здесь, расскажи, как твои дела. Представляю, насколько странными тебе кажутся академия и вся здешняя обстановка. Об учениках я уже не говорю. Помнится, когда я сама впервые оказалась в этой школе, мне все время казалось, что еще немного — и у меня ум за разум зайдет.
— То, что я тебе скажу, может показаться тебе чистой воды сумасшествием, но я ненавижу это место. Ненавижу и одновременно люблю. Так, самую малость…
Джу улыбнулась:
— Отлично тебя понимаю.
— Киммерия разительно отличается от школ, в которых мне доводилось учиться раньше. Здесь очень высокие требования, и очень много задают, но… — Она минуту помолчала, подыскивая нужное слово. — Но здесь совсем другая жизнь, нисколько не похожая на мою прежнюю. И это то, что мне здесь нравится. Поскольку мне очень уж не нравилась та жизнь, которую я вела последние два года. Когда живешь так, как жила я, любое другое существование покажется вполне сносным и даже приятным.
Джу обдумала ее слова, потом заговорила сама.
— Я приехала в Киммерию, — сказала она, запинаясь и часто делая паузы, — после того, как меня вышибли из прежней школы. За то, что нашли в отключке на крыше в компании с моим бывшим. Мы выпили водки и… Короче, разразился грандиозный скандал, после которого мои предки чувствовали себя оплеванными. Тем более школа, где я училась, считалась одной из самых престижных, хотя на самом деле такой не была. Уроки легкие, нового материала мало… Короче, мне там совершенно нечего было делать. Но другие ученики не жаловались. Они в своем большинстве происходили из богатых семей и весело проводили там время в ожидании выпуска и поступления в какой-нибудь Оксбридж[5].
Она положила ногу на ногу и уставилась на носки туфель.
— Ну так вот. Разозленные донельзя родители решили послать меня в Киммерию. По-моему, они рассматривали это как своего рода наказание, но я, когда привыкла к ее особенностям, прониклась к ней уважением, а позже даже полюбила ее. Мне нравится, что здесь трудно учиться. Даже здешние строгости нравятся и некоторые весьма странные учителя. Все это по мне, и теперь я в полном порядке. Более того, я здесь счастлива. У меня такое ощущение, что я нашла наконец место, где мне следовало находиться с самого начала.
Элли положила подбородок на колени и с минуту молчала, после чего тоже пустилась в откровения.
— Моя жизнь последнее время была совершенно безумной… — Она сделала паузу, словно размышляя, продолжать или нет, но потом решила продолжать. — А до этого я по всем критериям подходила под определение «хорошая девочка». Любила родителей, родители любили меня, приносила домой отличные отметки… И вот в один прекрасный день все это кончилось.
Она замолчала и посмотрела на Джу:
— Знаешь что? Я об этом еще не рассказывала. Никому и никогда.
Джу кивнула и стала ждать продолжения.
Элли глубоко вздохнула:
— Однажды я пришла после школы домой и застала там полицию. Мать плакала, отец кричал на полицейских, хотя, я чувствовала, тоже был очень не прочь поплакать. Короче, в доме царил хаос.
— Выяснилось, что пропал мой брат. Его долго искали, но так и не нашли.
Джо протянула руку и положила ладонь на запястье Элли:
— Элли! Как это ужасно. Но что случилось? Он что?…
— Умер? Кто знает? Но с тех пор у нас не было о нем никаких известий.
— Я не понимаю…
Элли заговорила ровным, более спокойным голосом:
— Мы с Кристофером были очень близки. Лучшие друзья. Некоторые братья и сестры ругаются, даже дерутся. Мы — никогда. Всюду ходили вместе, обо всем разговаривали, все друг о друге знали. Он был старше меня на два года, но никогда от меня не уставал. Когда я была маленькая, он всегда встречал меня после занятий и провожал домой. Помогал мне делать домашнее задание, смотрел вместе со мной телевизор. Наши родители много работали, но я не возражала, поскольку Кристофер всегда находился рядом. Даже когда я выросла, он продолжал приходить к школе. Но чтобы мои одноклассники не потешались над такой опекой, наши встречи почти всегда имели вид случайных: вроде как он проходил поблизости и заглянул, чтобы перемолвиться словечком. Он даже всегда делал уроки в одно время со мной, чтобы иметь возможность помочь, если возникнет такая необходимость.
— Примерно за полгода до исчезновения он вдруг начал вести себя как-то странно. Приходил домой очень поздно, постоянно ругался с родителями. Я почти перестала его видеть, а когда мы оказывались вместе, ничего не рассказывал мне о своих приключениях. И у меня постепенно начало появляться чувство, что я его теряю. Несколько раз я пыталась поговорить с ним о его новой, неизвестной мне жизни, но когда я начинала разговор, он вставал и уходил. Фактически его не было дома с утра до позднего вечера. Нечего и говорить, что его отметки, прежде отличные, становились все хуже и хуже. Родители не понимали, что происходит, и не знали, чем ему помочь. А если бы даже знали, он бы им этого не позволил, не принял бы их помощь.
Она замолчала, вспоминая семейные ссоры, все эти хлопанья дверьми, бесконечные разговоры на повышенных тонах. В беседке установилась тишина. Засвистела пробудившаяся от дневного сна ночная птичка, ее трели обещали скорое наступление сумерек.
Когда Элли заговорила снова, ее голос сделался безжизненным:
— Он оставил записку. Мои родители не хотели говорить мне, что в ней. Но однажды я подслушала, как мать говорила с кем-то по телефону на эту тему. Как выяснилось, она выучила записку наизусть, и я узнала ее содержание от начала и до конца. Ничего более ужасного и гадкого я до сих пор не слышала. В ней говорилось буквально следующее: «Я ухожу. Я не сошел с ума и не нахожусь под воздействием наркотиков. Просто больше не хочу быть членом этого семейства. Я вас не люблю. Никого из вас. Не пытайтесь разыскивать меня или следить за мной. Мне не нужна ваша помощь. Вы больше никогда меня не увидите».
— Боже… — прошептала Джу. Когда Элли подняла на нее взгляд, она заметила, что глаза подруги наполнились слезами, которые она смахнула тыльной стороной ладони. — Бедняжка Элли.
С некоторых пор Элли взяла себе за привычку смотреть на эту историю отстраненно, как если бы она произошла не с ней и ее семьей, а с какими-то другими людьми.
— После этого у меня все пошло наперекосяк. Был даже период, подозрительно напоминавший помешательство: к примеру, я не могла говорить и по целым дням просиживала в комнате Кристофера, глядя перед собой. В школу тоже перестала ходить. Тогда меня направили к психоаналитику, которого я возненавидела лютой ненавистью. Мать и отец постоянно между собой ругались, а я… я стала для них недоразумением, помехой, мешавшей им выяснять отношения, но с которой надо было тем не менее что-то делать. Сбежав из дома, Кристофер словно вытащил из всех нас затычки, позволив лучшему, что в нас было, вытечь из нас. Родители словно забыли о своей любви ко мне, и я тоже не испытывала к ним никаких чувств.
