Татьяна Устинова - Миф об идеальном мужчине
У Димы был ошарашенный вид.
– Собаку убил, чтобы шума не подняла, – сказал он, глядя на Андрея. – Вдруг бы она бросилась…
– Дим, – спросила Ольга, прихлебывая из чашки, – ты когда-нибудь пробовал убить собаку, да еще такую крупную, как этот колли?
Андрей чуть-чуть улыбнулся:
– Они хотят сказать, что гораздо проще убить человека, когда он идет без собаки, чем убивать еще и собаку. Причем ножом. Ты представь себе, что ты убийца и ты видишь свою жертву. Ты знаешь, что сейчас будешь ее душить. Тебе нужно достать из кармана шнур, удобно его взять и вообще… приготовиться к работе. А вместо этого в кромешной темноте – фонари там не горят, я посмотрел, – ты достаешь из кармана нож, который тебе непременно будет мешать, если ты уже держишь веревку, высматриваешь эту собаку, бросаешься на нее. А может, она не подойдет к незнакомому? А может, залает? А может, мимо пробежит, и тогда – привет. Скорее всего Мерцалов просто так в кусты не полез бы. Не идиот же он. Ведь ее нужно убить сразу, иначе она точно… поднимет шум. И на все про все у тебя секунды четыре – пока Мерцалов сообразит, что происходит что-то неладное и бросится ее спасать. А он мужик здоровый, молодой и сильный, наверное, как все хирурги. Они помолчали.
– И способ убийства… – сказала Ольга. – Почему нож и веревка? Почему не пистолет? С пистолетом проще и приятней.
– Это тебе приятней, – буркнул Дима. – А ему, может, нет.
– Или ей, – подсказал Игорь.
– Да, – согласился Дима. – Или ей.
– Продолжим. – Андрей поставил свою кружку на подоконник и откинулся в кресле, сунув замерзшие руки под куртку. – Ночь он пролежал в сквере. Жена искала его, звонила в милицию, спускалась к консьержке. Они выходили на улицу, но далеко не пошли. Консьержка вернулась, а Мерцалова, по ее словам, бегала в сквер и звала то собаку, то мужа. Естественно, никто не отозвался. В семь минут седьмого в сквере появился пенсионер Белов Владимир Иванович и обнаружил тело. Он стал метаться по окрестностям в поисках телефона и остановил раннего прохожего, который разрешил ему позвонить со своего мобильного. Этот ранний прохожий тоже видел труп, и его стошнило, как только он отошел. На четырех пальцах правой руки у него татуировка “Женя” и на среднем еще закорючка. Вот тут мне пенсионер ее изобразил. – Андрей продемонстрировал закорючку, нарисованную в блокноте. – Фоторобот завтра будет, и примемся искать. Непонятно, почему он не дождался милицию. Непонятно, почему ушел туда же, откуда пришел. Непонятно, куда он двигал так рано. Ребята с мобильными телефонами, как правило, в семь утра работать не начинают.
– Может, на самолет спешил, – предположил Димка.
– На самолет он спешил бы на машине. Пешком до Шереметьева далеко, – возразил Андрей сухо и закрыл глаза. – И не бросился бы обратно в Хохловский переулок, не дожидаясь нас, грешных. Может, конечно, у него к ментам органическое отвращение, а может, он узнал убитого и почему-то испугался. Будем действовать последовательно, как в школе учили. Дим, на тебе этот Женя с татуировкой. Составите с Беловым фоторобот, и чеши, милый, по квартирам. Скорее всего найдешь. Если нет, то я тогда поговорю с Бакуниным, придется искать по телефонным компаниям. Вряд ли с многих номеров в начале седьмого утра сегодняшнего числа звонили 02. Найдем. Ольга, на тебе соседи. Кто что слышал, кто у подъезда распивал, кто на лавочке трахался, у кого снотворное кончилось, кто скандалил и до ночи не спал, ну и так далее. Не видел ли кто-нибудь машину, которая после полуночи отъехала из этого района – Хохловский, Потаповский, Маросейка.
– Обязательно какая-нибудь отъехала, Андрюш, – сказала Ольга со вздохом. – Вечно ты меня нагрузишь, как последнюю лошадь.
– Все мы немножко лошади, – процитировал Игорь. – Откуда это, майор? Ты же у нас самый образованный.
– Не знаю, – сказал Андрей честно. – Ты по коллегам-соратникам пойдешь?
– Конечно, – подтвердил Игорь. – Чувствую я, не простой он был врач, а золотой. Квартирка – дай бог каждому, “Фольксваген” опять же. Кроссовки “Гибок”, джинсики “Ливайс”, все как у нормальных людей.
– Да, – сказал Андрей, не открывая глаз. – Это точно.
– Что-то граф Суворов у нас нынче не в духе, – пробормотал Игорь, которому не нравилось настроение Андрея. – И не ест ничего.
– Чего не ест? – спросил Димка.
– Ничего, – ответил Игорь.
Почему-то Андрей не рассказал оперативникам, что за Мерцаловым следили и Ирина Мерцалова даже жаловалась на это приятельнице. Бывшей Андреевой жене.
Что за секретность? Переживает, что тогда не воспринял это всерьез и ничем не помог? Но это смешно. Чем он мог помочь? Вместо Мерцалова с его собакой в сквер пойти?
– А я, – продолжил Андрей, все так же не открывая глаз, – поговорю с родственниками. Может, что и всплывет. Старые враги и не менее старые друзья. Соперники. Уволенные. И так далее.
Он открыл глаза и оглядел всю команду.
– Ну что? – спросил он. – По домам?
Уже в коридоре, когда Андрей запирал дверь и пристраивал пластилиновую печать, Игорь спросил:
– А чего она так на тебя бросилась? С горя?
– Я спросил у нее про слежку, – буркнул Андрей, – и сказал, что бывший муж ее знакомой – это я.
– Ты совсем спятил, майор, – сказал Игорь скучным голосом.
– Это точно, – согласился Андрей.
* * *– Да нет его, – упавшим голосом сказала Клавдия, прислушиваясь к трелям звонка в глубине пустой квартиры за запертой дверью. Сердитая Танька держала палец на желтой кнопочке, не отпуская. Звонок заливался вовсю.
– Все-таки нужно было звонить сначала, – пробормотала она, – а я понадеялась, что и так застанем.
Андрея Ларионова не было дома.
Это стало очевидно сразу, но зачем-то они продолжали трезвонить, как будто Андрей, где бы он ни был, мог услышать их настойчивые призывы и неожиданно материализоваться в квартире.
Клавдия чувствовала, что разочарование, острое и почти физически осязаемое, затопляет ее, как паводок, и поглощает все остальные мысли и чувства.
Зачем она согласилась ехать сюда? Чтобы лишний раз убедиться, что по вечерам его нет дома? Что его жизнь не имеет никакой, даже выдуманной, даже мифической связи с жизнью Клавдии? Чтобы потом вдоволь поупиваться тоской и отчаянием?
– Хватит звонить, Тань! – попросила она сердито. “Приеду домой, налью себе ванну, сяду в нее и буду реветь”.
А соглядатай, которого она почему-то не увидела, выйдя вечером из аптеки, будет мирно дремать в своей машине, изредка встряхиваясь, чтобы взглянуть на окна и удостовериться, что ничего не изменилось и свет по-прежнему горит.
– Черт! – сказала Танька. – Где его носит?
