Жанна Аллан - Легенда озера Гранд
— Вам не следует пользоваться белым полотенцем. Слишком резкий контраст между ним и пунцовой кожей вашего тела.
— Очень смешно. — Она отшатнулась от пальца, поглаживающего ее руку. — Так вы объясните мне, почему передумали, или нет?
— Ну, а если бы я ответил «нет»? Как бы вы тогда поступили?
Она изучала его лицо. Кривая улыбка не соответствовала серьезному выражению глаз.
— Полагаю, я бы решила, что вы благородный человек и просто чувствуете моральное обязательство установить правду.
После этих слов его лицо стало совершенно безучастным. Потом он слегка поднял бровь, поддразнивая ее.
— Мой капитал — искренность.
— Вы — жуткий притворщик. Вы передумали, потому что я посеяла в вашей душе сомнения в справедливости происшедшего.
Он покачал головой.
— Справедливость здесь ни при чем. Ваш отец мертв. Мой отец вынужден жить с сознанием того, что он случайно убил человека. Это не справедливость, это трагедия.
— Да. — Глаза у Рэйчел защипало, и она заморгала. — Все правильно. Забудьте о справедливости. Вы заботитесь о том, чтобы установить правду.
— Рэйчел, я знаю правду. Я соглашаюсь на это расследование по одной причине, и только по одной. Сегодня вы продемонстрировали, что за веснушками и смешными украшениями скрывается стальное ядро. Вы, училка, чертовски крепкий орешек. Кто-то сказал бы, что вы заслуживаете правды. Мне наплевать, кто чего заслуживает. Я думаю, что вы достаточно крепкий человек, чтобы принять правду. — Его голос стал жестким. — Я ставлю на вас, Куколка. Не подведите меня.
Рэйчел мерила шагами причал, вертя в пальцах динозаврика, висевшего у нее на шее.
— Не могли бы вы остановиться? У меня голова кружится. А может быть, она кружится от вашей одежды. Сине-белые полоски и рептилия несут какой-то особый смысл?
— Некоторые из этих зверюг жили там, где сейчас расположен Колорадо. Они достигали в длину семидесяти пяти метров и весили около пятидесяти тонн.
— И вам бы хотелось завести такую зверушку, чтобы натравить ее на моего отца?
— Ему ничего не грозит. Динозавры были травоядными, а вовсе не плотоядными.
— Вы знаете уйму бесполезных вещей.
— Когда преподаешь в первом классе, знать про динозавров не просто полезно, это обязательно. — Рэйчел застыла, услышав, как хлопнула дверца машины. До причала донеслись голоса, юные и старые, женские и мужские.
С того времени когда богатый предок Николаса построил на озере летний дом, вся семья традиционно отмечала здесь день Четвертого июля[4]. Николас предложил Рэйчел пригласить на праздники свою мать и брата, но она отказалась. Хватит того, что она вынуждена будет провести два дня в компании убийцы своего отца, подвергать такому испытанию всю семью нет необходимости.
Впрочем, прибытие родных Николаса внешне вовсе не казалось тяжелым испытанием. С первой же минуты мать, сестра и племянница Николаса суетились вокруг него, обнимая и целуя, поглаживая по здоровому плечу, заботливо расспрашивая о ранах. Стоило ему только подумать о чем-то, и желаемый предмет тут же появлялся перед ним. Чарли, муж Дайаны, осторожно похлопал Николаса по спине, мрачно бормоча о симулянтах и партнерах, не выполняющих свои обязанности, но поспешно ретировался, едва Николас пригрозил, что на следующий же день выйдет на работу.
— Нам пришлось изрядно повозиться со всеми женщинами в округе, которые старались убрать друг друга с дороги, чтобы оказаться той единственной, которая исполняла бы все твои прихоти, — проворчал Чарли. — Знали бы они, какой ты тиран, когда нездоров. Мне жаль бедную Рэйчел, которая вынуждена терпеть тебя.
Ник присвистнул.
— Жаль, скорее, бедного Ника. Эта с виду безобидная женщина дала бы сто очков вперед той сиделке из кино, не помню, как ее звали, в том, что касается грубости и жестокого обращения. На самом деле она устроила мне испытание на выносливость.
— Всего-то шестьдесят метров по дорожке для инвалидов в Национальном парке «Скалистые горы». Там было полно скамеек, к тому же вы были в восторге, увидев лося на лужайке.
— Она выбросила в озеро моих рыб. — Николас трагически посмотрел на отца и Чарли, ища сочувствия.
— Я не собиралась отрезать им головы, а вы не могли. — Рэйчел старалась вести себя естественно, но она знала, что отец Николаса внимательно ее изучает. — Я могла бы и червяков тоже выбросить в озеро.
— Я говорю ребятам в школе, что чудовищ надо отвлекать, чтобы им некогда было причинять вред, — вмешалась Дайана.
— Это ты своего брата называешь чудовищем? — поинтересовался Николас.
Дайана вопросительно приподняла бровь, обращаясь к Рэйчел:
— Ну? И как он?
Рэйчел не стала принимать чью-либо сторону. Уговорив Николаса взяться за расследование, она не хотела давать ему повод передумать. Тем более в присутствии его отца.
Дурное предчувствие овладело ею. Долгие годы она мечтала, планировала и выстраивала эту встречу. Теперь, когда решающий момент наступил, на нее вдруг напали сомнения. Что, если отец Николаса просто откажется отвечать на вопросы или солжет ей? Нет, она не станет об этом думать. Она сумеет распознать лжеца.
И все же в ее плане появилась трещина. Все угрозы, которые она так тщательно подобрала, чтобы заставить Николаса принять ее предложение, оказались бесполезными. Ей оставалось полагаться только на его благородство и честность. Но Рэйчел понимала: если ему придется делать выбор между нею и своим отцом, он выберет отца. Да и она поступила бы точно так же, если бы ей пришлось выбирать между собственным отцом и Николасом.
После ленча Чарли и Дайана вынесли из эллинга маленькую шлюпку. Не такая уж она и маленькая, подумала Рэйчел, наблюдая, как они поставили мачты и подняли паруса. Дети легко, со знанием дела вскарабкались на борт. Миссис Бонелли спокойно расположилась в шлюпке и помахала стоящему на причале мужу, который вышел их проводить.
Когда он повернулся и пошел к дому, Рэйчел напряглась.
— Отец — человек безобидный, — сказал Николас.
Рэйчел не стала опровергать это смешное утверждение. Отец Николаса мог быть кем угодно, в том числе и боссом Департамента полиции Колорадо-Спрингс, но она очень сомневалась, что он был человеком безобидным.
Они с Николасом были похожи. Только отец был чуть постарше, чуть пониже ростом, не такой сухой, с седыми прядями в курчавых черных волосах, но его глаза, охваченные сеткой морщин, были копией темно-карих глаз Николаса. Когда он смеялся над рассказом Николаса о том, как тот расследовал исчезновение Скотта, его глаза излучали такую же теплоту и радость.
