Ирина Майорова - Турецкий берег, край любви
Тина, мягко высвободившись из объятий очередной восьмиюродной тетушки своего любимого Исмаила, подлетела к Татьяне:
– Ты чего от нее шарахнулась, как от прокаженной?
– У нее руки… – пролепетала Дронова. – Ты видела? Ладони…
– А! – Тина хлопнула себя по лбу и рассмеялась: – Думаешь, тут у всех поголовно желтуха в острой форме? – И, обращаясь к негодующим родственницам, принялась что-то весело объяснять.
Те пару минут напряженно слушали, а потом вдруг разом начали хохотать, вертя перед собой ладонями ядовитого желто-оранжевого цвета.
– Они специально их хной красят! – смеясь просветила подругу Тина. – У турков есть поверье: показать чужому человеку ладонь, значит, дать ему возможность проникнуть в твою судьбу. К тому же считается, что это очень красиво. Они предлагают и тебе покрасить, говорят, от турецких женихов отбоя не будет.
– Нет, спасибо. – Дронова инстинктивно спрятала руки за спину. – Тина, а где тут можно попить?
– Сейчас попросим.
Тина перекинулась парой фраз с толстухой лет пятидесяти и с изумленным видом повернулась к Татьяне:
– Представляешь, нам предложили шампанское! Кажется, цивилизация доползла и до этих мест!
Тетя Айгуль тем временем наполнила водой из-под торчащей здесь же, во дворе, трубы большую пластиковую бутыль, закрутила крышку, потрясла и с поклоном вручила Тине. Женщины вокруг просто зашлись от смеха. Веселились они искренне и в то ж время картинно. Сама мастерица розыгрыша хохотала, уперев кулаки в боки, запрокинув голову и покачиваясь. Стоявшая рядом с ней молодуха хлопала себя по толстым ляжкам ладонями и повизгивала. Кто-то согнулся пополам, кто-то присел…
Дронова натянуто улыбнулась.
– Да, такие вот тут шутки… – мрачно усмехнулась Тина и добавила: – Век бы на эти свадьбы не ездила, да нельзя – скажут, мужа от родни пытаюсь отвадить.
Наконец всех пригласили в дом, где посреди большой комнаты стоял накрытый бумажными скатертями стол. На нем красовались несколько кувшинов с ярко-желтой жидкостью. Татьяна огляделась в поисках фужеров или бокалов. Тину оттерли на другой конец стола, и обращаться к ней, перекрикивая полуторасотенную галдящую толпу, Дронова не решилась. Облизнула пересохшие губы и примостилась на краю скамейки. Стоило ей сесть, как невесть откуда появился пластиковый стакан – один на весь стол, то есть человек на двадцать. Им тут же завладела компания парней, и через пять минут кувшин был пуст.
Жених и невеста встали посреди комнаты, обвитые какими-то шелковыми шнурами с нанизанными на них прищепками-зажимами. К новобрачным подошла первая партия родственников, на паре прищепочек повисли пачки денег, а запястье молодой украсил браслет.
Выстроившаяся к виновникам торжества очередь двигалась медленно, каждый задерживался возле них на минуту-полторы. Таня последней вышла из-за стола и теперь переминалась с ноги на ногу у стены: «Где же Тина? Привезла в чужой дом и бросила… Даже не сказала, когда мне подарок вручать».
Наверняка существовал некий регламент, согласно которому и у нее, даже не седьмой воды на киселе, а вовсе посторонней, да еще и иноверки, в очереди к новобрачным было свое место. Скорее всего, в самом хвосте…
Дронова затравленно скользнула по людской веренице взглядом. Из середины вверх взмыла женская рука, и тут же раздался крик:
– Танюха! Иди сюда!
Улыбаясь и бормоча извинения, Таня пробралась к Тине и Исмаилу. Когда, двигаясь мелкими шажками и дыша в затылки впереди идущим, они наконец достигли цели, Дронова ахнула. Молодые были похожи на новогодние елки, с той только разницей, что вместо разноцветных флажков их украшали пачки денег. Тонкие руки невесты от кистей до локтей унизывали браслеты, на шее висели десятки цепочек с золотыми бляхами размером с кофейное блюдце.
Очередной кулон обвил смуглую девичью шею, и Тане показалось, что она увидела на глазах новобрачной слезы. Вряд ли молодая плакала от радости по поводу растущего с каждой минутой благосостояния – скорее, ей уже было невмоготу стоять под тяжестью золотых украшений.
Подаренный Дроновой дутый уродливый браслет неожиданно вызвал фурор. Кто-то из родственников подлетел к новобрачной, взял у нее из рук презент от русской и поднял над головой. Гости – и уже отдарившиеся, и еще только ждущие своей очереди – радостно заголосили.
– Тебя хвалят, – прокричала Тане в ухо Тина. – Хоть и из неверных, говорят, а местные обычаи чтит, всякую ерунду не дарит. Это они на меня намекают, – злобно усмехаясь, продолжила она, уводя Таню в сторонку. – Когда мы с Исмаилом еще только помолвлены были, поехали к его троюродному брату на свадьбу. Я об этом мероприятии знала заранее, поэтому привезла с собой из Москвы набор фужеров богемского стекла из восемнадцати предметов. Красота необыкновенная, да и не дешевая – себе бы я такой никогда не купила, а тут надо было перед будущими родственниками и щедрость, и вкус свой продемонстрировать.
– И что?
– Да ничего! Засунули мою коробку в дальний угол, а во время танцев на нее кто-то то ли наступил, то ли упал. Уцелело меньше половины. Но они совсем не расстроились. Тут ведь ценят только презренный металл. Про меня, наверное, подумали, что по бедности решила стеклом обойтись. Если б узнали, сколько я на те деньги, что за бокалы отдала, могла золота купить, камнями бы, наверное, закидали. Да и Исмаила мне, этакой дуре и транжире, было бы не видать, как своих ушей.
Наконец людской поток к новобрачным иссяк. Гости из числа молодых и продвинутых обступили парочку, наводя на них видоискатели сотовых телефонов. Когда фотосессия была окончена, к невесте подскочили две крепкие тетушки и, взяв под руки, увели ее в дальние покои.
– Смотри-ка, наша-то своими ногами ушла, – заметила Тина.
– А что, бывает, уносят? – поразилась Дронова.
– Я не в том смысле. Я тут слышала, что у соседей невеста уже через полчаса стул попросила, а когда все отдарились, подняться не смогла. Пришлось часть золота двум родственницам нести.
– Ну, может, наша просто сильнее соседки, – горячо возразила Дронова. Ей почему-то стало обидно за невесту.
Начались танцы. Народные турецкие. Тина попыталась вытащить Таню в круг, но та наотрез отказалась. Осталась сидеть за столом в компании пустого кувшина и двух престарелых, клюющих носом турчанок. Через полчаса духота и бесконечно однообразные тягучие мелодии одолели и Дронову. Она подперла голову руками и закрыла глаза.
– Э, Танюха! Ты сюда спать, что ли, приехала?!
Дронова вздрогнула и, словно пойманная со шпаргалкой школьница, спрятала руки под стол. Стоявшая над ней Тина укоризненно покачала головой, потом склонилась к Таниному уху и прошептала:
