Алла Полянская - Женщина с глазами кошки
Я бегу к дому, отсчитывая дверные проемы. Наконец влетаю в комнату, где мирно спят мои спутники. Начинаю трясти Луиса, но тот спит, как каменный, не могу его разбудить. Эд тоже не реагирует на внешние раздражители, и я не знаю, что мне с ними делать. Мне отчего-то так страшно, и так болит плечо… Вдруг начинает темнеть, тьма сгущается, и откуда-то из недр земли звучат удары, словно бьется огромное сердце, а черепки на полу дрожат и гремят о мрамор.
— Ребята, немедленно вставайте!
Нам надо немедленно убираться отсюда, здесь чертовщина какая-то происходит. И такой крепкий сон обоих парней кажется мне странным. Что-то здесь не так… Вот упакованные рюкзаки, да только что с того, если я не вытащу отсюда два бесчувственных тела? У меня очень болит плечо, но изо всех сил я шлепаю ладонями по груди Луиса и Эда. От моих ударов они моментально проснулись, подскочив на месте.
— Ты что? Больно же! — Эд потирает грудь. — Чего тебе не спится? Тори, у тебя ужасно тяжелая рука!
— Бежим отсюда! — Луис все уже понял. — Скорее, амиго, если не хочешь, чтобы город стал еще и твоей могилой. Здесь и без нас хватает трупов.
Мы хватаем рюкзаки и выскакиваем наружу. Земля заметно дрожит, и слышен тот страшный речитатив из пения и какого-то не то стона, не то рева. Звуки прорываются сквозь трещины, мгновенно избороздившие улицы, а мы бежим и бежим. Только у меня уже нет сил. Совсем.
— Давай, Тори, шевелись! — Луис тянет меня вперед. — Скоро конец.
Чему конец? Этим ужасным звукам или нашим мученическим жизням? Не знаю. Мне уже не страшно, но рассказать парням о своем ночном приключении я не смогу — не поверят, решат, что спятила. Я бы и сама так решила, а потому ничего им не скажу. Это только мое, со мной и умрет.
— Черт подери, вы только посмотрите! — Эд дергает меня за руку. А плечо-то у меня болеть не перестало! Кому расскажешь — не поверят. Никто не поверит.
Да и кто бы в такое поверил? Я всегда считала себя человеком с трезвым подходом к жизни, и вот, извольте видеть… То, что город уходит под землю, можно объяснить невесть как образовавшейся локальной сейсмической активностью. Но как объяснить, что в ярких лучах ночного светила танцуют фигуры людей? Да никак! А лунный свет образовал дорогу, по которой идут и идут, исчезая в серебристом диске, люди — по-разному одетые, по-разному вооруженные, старые и молодые. Они идут, танцуя и хлопая в ладоши, но мы не слышим ни звука, а вот им, видимо, слышна какая-то мелодия.
Потом на дороге показалась тоненькая фигурка в белом платье. Отделилась от спутников и остановилась, подняв руку. Она машет мне, и я знаю, что это Та-Иньи. Я вижу ее так же отчетливо, как нынче ночью, и мне совсем не хочется, чтобы девушка уходила, ведь я не расспросила ее ни о чем. А у меня полно вопросов! Но моя странная знакомая так нетерпеливо счастлива на лунной дороге, ее личико светится такой радостью, что остановить ее ради удовлетворения своего любопытства было бы жестоко.
— Тори!
Как будто эхо зовет меня. Но откуда взялось эхо?
— Тори!
Серебристый смех травы и деревьев, серебристый лунный свет, серебристое марево, окутывающее ноги… Я без сил сажусь в траву. У нас массовый психоз? Галлюцинации? Такое бывает, мы, наверное, съели просроченные консервы…
— Тори!
Это кричит небо. Эд и Луис молча смотрят на меня. Парни, я и сама не понимаю, что происходит. Ну, почти не понимаю.
— Прощай, Та-Иньи! — говорю я траве, деревьям, небу. Говорю тихо, но девушка услышит, потому что эхо подхватывает слова и несет в небо, которое гремит моим шепотом: — Прощай, Та-Иньи!
Люди все идут, танцуя, по лунной дорожке. Их лица гладкие, как медные маски. Серебряные колокольчики звенят в их волосах, они уже далеко, но я всех их рассмотрела, к сожалению. И все они исчезают в зареве лунного диска, и только маленькая девичья фигурка остается на месте, смотрит на меня. Почему она не уходит? Та-Иньи хочет уйти, я знаю, а мои вопросы останутся со мной, потом найду способ задать их.
Мне становится жалко ее — кто знает, может, ей нравилось жить, может, дороги звали ее так же, как зовут меня, а она не успела распробовать вкус жизни, ощутить солнечные ветры, не успела… Что теперь об этом толковать? Но мне жаль.
— До свидания, Тори.
Девушка поворачивается и бежит к лунному диску, догоняя остальных. Я слышу, как шлепают по дороге ее босые ноги, и плечо у меня болит уже меньше. Но разговаривать я не хочу. Ребята, мне нечего вам сказать. У меня депрессия.
— Ну, и что все это значит? — Эд садится рядом и обнимает меня за плечи. — Тебе придется все объяснить.
— Потом. — Луис берет рюкзаки. — Давайте уйдем отсюда, здесь мрачно, как на кладбище.
Мы с Эдом поднимаемся и идем за ним. Не знаю, как дальше сложатся наши судьбы, но сегодняшняя ночь всегда будет связывать нас троих. Отныне и навсегда мы есть друг у друга, хотим мы того или нет. И это хорошо, хотя я не знаю, откуда у меня такая уверенность.
Солнце застало нас на том же месте, откуда мы начали свой путь к развалинам города. Отсюда видно, что от него остался просто огромный пустырь, который скоро зарастет кустами и травой. Потом туда доберутся джунгли, и от места, где стоял Виль-Таэн, не останется даже следа.
— Хочу есть, — объявляю я. Надо что-то говорить, потому что тишина слишком тяжелая. — Давайте остановимся и отдохнем, я всю ночь не спала.
— Ты права. — Эд опускает на землю рюкзак. — У меня есть консервы и крекеры.
— Вот там чистая вода, надо умыться. — Луис устало садится на камень.
Разговор не клеится.
Где-то там, далеко, в другом измерении, когда-то упал самолет, и вокруг него бегали какие-то граждане с автоматами, там кокаиновый король Бешеный Педро обтяпывает свои делишки… Все это кажется таким мелким и несерьезным, таким аномальным и глупым, что я способна думать о нем лишь краем сознания. Потому что сегодня мы столкнулись с другой реальностью, с чем-то, что относится к вечности. Мы заглянули за ту грань, которая отделяет живых от мертвых, и — не знаю, как парней, а меня эта ночь изменила навсегда. Теперь я знаю: тамточно что-то есть, и когда придет мое время, меня там встретит Та-Иньи, и уж тогда-то я о многом у нее спрошу.
Мы молча раздеваемся и заходим в ручей. Вода холодная, но очень чистая, мыла у нас достаточно, а всякие условности, вроде раздельного мытья, вдруг перестали нас волновать.
— Что это у тебя?
Эд касается моего плеча. Оно уже не болит, но немного онемело. Что там может быть? Я уже ничему не удивлюсь. На коже проступил рисунок — голова ягуара. Рисунок выполнен так искусно, зверь словно живой, на золотистом фоне коричневые пятна и хищные, прозрачные сине-зеленые глаза. Я поднимаю взгляд на Эда — у него прямо над сердцем такой же рисунок, а у Луиса — на левом плече. Наверное, именно туда попали мои удары, когда я будила их. Мы разделили одну боль.
