Анна Дубчак - След страсти
— Догадайся...
— Все это ложь. У меня практика...
— Это ты лжешь. Оскар, я приехала не для того, чтобы ругаться. По-моему, все предельно ясно. Я совершила преступление, ушла с другим, даже не предупредив тебя. Согласна, я вела себя как последняя... Прости меня.
Она произнесла это, не поднимая головы и не зная, что последует за ее словами. И тут Оскар, который все эти дни только и мечтал о встрече с ней, неожиданно для самого себя заговорил с ней незнакомым ей языком: применяя сложный и хлесткий русский мат, он высказал ей все, что накопилось у него в душе, нисколько тоже не задумываясь о последствиях. Суть его невероятно длинной и грубой тирады сводилась к следующему: ты неделю провела в постели с другим и теперь еще посмела прийти сюда, ко мне, к своему мужу, чтобы просить прощения? Что такого с тобой проделывал этот грек, что ты променяла мои ласки на его? Или тебе было мало денег? Весь цинизм, заложенный самой природой в каждом мужчине по отношению к женщине как к существу, призванному удовлетворять его половой инстинкт, уязвленный Оскар выплеснул на голову своей неверной жены. Даже понимание того, что каждое слово, произнесенное им в запальчивости и злости, все ближе и ближе подводит к полному разрыву (чего он не хотел и, представляя себе их встречу, все же надеялся вернуть Риту), все равно не спасало, Оскар уже не мог остановиться... Он бросился на Риту, сорвал с нее плащ и, не владея собой, принялся стаскивать с нее платье, то самое, в котором он видел ее последний раз и которое теперь казалось ему оскверненным, грязным, носящим на себе следы и запахи другого мужчины. Но шелк был прочным, он разорвал лишь прозрачные оборки в клочья.
Звук расстегиваемого замка на спине привел обезумевшую от страха Риту в чувство. Этот звук был из другого мира, из мира Амфиарая. Это он расстегивал это платье там, на лоджии у Ащепковых. И если сейчас Оскар попробует хоть дотронуться до нее пальцем, она не выдержит этого...
Они боролись на полу, Оскар безуспешно пытался уложить ее на живот, с тем чтобы расстегнуть «молнию» и содрать, как старую и грязную кожу, это ставшее ему ненавистным платье. Словно это оно изменило ему с Амфиараем, а не извивающаяся под ним женщина. Когда же ему это удалось и платье осталось у него в руках, Рита выскользнула и бросилась к двери. И уже там, в полуразорванном белье, белая и дрожащая, она, уцепившись руками за косяк и едва держась на ногах, выкрикнула ему в лицо:
— Никогда, слышишь, никогда больше ты не прикоснешься ко мне. Я ненавижу тебя! Ненавижу твои руки, твои губы, твой живот, твое тело. Ты превратил мою жизнь в один сплошной медицинский половой акт, от которого мне даже негде было спрятаться! Ты сделал все, чтобы мои родители позволили тебе забрать меня к себе, глупую, ничего не понимающую девчонку, которая только и годилась для того, чтобы ложиться под тебя всякий раз, когда ты этого захочешь. А я никогда, слышишь, никогда этого не хотела! И терпела, молчала, потому что у меня не было другого выхода. Ты же купил меня, как теперь меня собирается купить этот проклятый грек. Но я выйду за него замуж, потому что он хотя бы богат, баснословно богат и не любит меня, в отличие от тебя. Скоро, очень скоро, когда он ко мне остынет и у него появится другая женщина, я буду предоставлена сама себе. У меня начнется новая жизнь. Я буду путешествовать, посмотрю мир, я попробую заняться чем-нибудь и даже постараюсь вылечиться от бесплодия где-нибудь за границей, чтобы родить ребенка. Да, мне никто не нужен: ни ты, ни он! Я устала от вас. Но если с Амфиараем я хотя бы испытала свой первый оргазм и последующие, раскрывшие мне глаза на природу физической любви, то с тобой у меня не было ничего! Я понимаю, тебе больно это слышать, но это правда. Я и сама не понимаю, как же смогла столько лет прожить с человеком, с которым меня не связывает ничего, кроме прямой финансовой зависимости. Сколько ты заплатил моей маме, которая так легко избавилась от своей ненаглядной дочурки, продав ее доброму доктору? Я ведь знаю ее, она своего не упустит. Тысячу долларов? Две тысячи долларов? Или за все десять? Сколько я стою? Не подходи ко мне! — завизжала она и вся подобралась, словно медленно приближающийся к ней Оскар держал в руке нож. — Не подходи, я ударю... Я не могу тебя видеть! А-а-а...
Она закричала так, что испугалась сама. Содрогаясь всем телом, она бросилась в ванную комнату, накинула халат и села на край ванны, пытаясь успокоиться. Сердце готово было выпрыгнуть из груди, воздуха не хватало.
«Арама не может меня убить, но разбить лицо, чтобы Амфиарай ужаснулся, пожалуй, да... У него глаза сумасшедшего. Господи, что я такого ему наговорила? Ведь это же все неправда! Я люблю его по-своему, он хороший, добрый... Что я наделала?»
Он постучал.
— Рита, это правда? — услышала она его тихий голос. Такой, каким он всегда говорил с ней. Словно тот, другой Арама, который только что оскорблял ее, ушел, а вместо него по квартире бродил прежний, спокойный и уравновешенный Оскар.
— Нет, неправда, — нашла она в себе силы ответить через дверь. Глотая слезы, она уже горько сожалела о сказанном. Но это случилось, он все слышал, а потому не забудет теперь до конца своих дней. — Но это теперь все равно. Ты не простишь меня, да и я сама себя не прощу. Ты лучше меня, Оскар, чище, и уже только поэтому я не смогу остаться с тобой. Хотя я шла сюда для того, чтобы вернуться...
Ей намного легче было говорить через дверь, не видя его.
— Ты любишь его?
— Нет, не люблю. Я вообще не умею любить. И не хочу. Я десять лет варила тебе обеды, стирала и гладила, но не понимала, зачем все это. Разве это жизнь? Я мечтала о каких-то событиях, которые могли бы перевернуть что-то во мне, открыть что-то новое, встряхнуть меня, наконец! Сколько чувств испытывает человек за всю свою жизнь! А я? Чувство голода, холода, комфорта...
— Теперь тебя встряхнули?
— Я не знаю, но мне с ним пока хорошо. Все новое, удивительное. Очень жаль, что нам дана всего одна жизнь. А вот если бы жизней было много, как дверей в этой квартире (зашел в одну — там одна жизнь, в другую — другая), тогда бы я постоянно сравнивала эти жизни и, может, к концу своих дней поняла, где же была по-настоящему счастлива. Оскар, принеси мне джинсы и свитер, я пойду. Меня ждут. И давай не будем тянуть, пойдем в загс и разведемся. У нас ведь даже суда не будет, потому что нет детей. Я уйду от тебя лишь в джинсах и свитере, мне ничего не надо. И постараюсь не беспокоить тебя впредь и не попадаться на глаза.
