Людмила Зарецкая - Вакансия третьего мужа
– Какой наряд? – не понял Фомин.
– Из горотдела. Стражи правопорядка, что тут непонятного? Я же им сказала, что ребенок пропал, вот они и приехали по месту прописки этого самого ребенка.
Оставшийся вечер и полночи слились для Фомина в один длинный кошмар. Сначала он объяснялся с двумя лейтенантами, которые велели написать заявление о пропаже несовершеннолетнего, а потом на отдельном листе подробное описание этого самого несовершеннолетнего, который стоял рядом и с интересом наблюдал за происходящим.
Потом пришлось написать заявление с отзывом первого заявления в связи с тем, что ребенок нашелся. Потом описать обстоятельства случившегося. Потом письменные объяснения взяли с Вадика. Около десяти вечера лейтенанты ушли, предупредив о скором визите инспектора по делам несовершеннолетних, которая действительно появилась в квартире спустя десять минут, и вся катавасия с написанием объяснений, что несовершеннолетний Вадим Фомин не имеет привычки сбегать из дому, началась по новой.
Звонила Юлька, недоумевающая, что его до сих пор нет дома. Звонила разъяренная Катерина, осведомляющаяся, не хочет ли он при таком раскладе остаться в своей первой семье навсегда. Звонила по-прежнему смущенная Инна, которая извинялась за весь этот цирк со стражами правопорядка. Звонил Ромка, который возбужденно расспрашивал, что у них происходит, и сипло жалел, что такое замечательное приключение выпало не на его долю. Звонила мать, которая охала и ахала и говорила, что у нее бы выскочило сердце, если бы они сказали ей, что Вадичка пропал. Звонила Настя, чтобы узнать, как он себя чувствует.
К полуночи Фомин себя уже никак не чувствовал. Оля, посмотрев на его лицо, молча поставила перед ним огромную кружку очень горячего и очень вкусного чая с лимоном и медом. Такого вкусного чая, как у нее, он никогда и нигде больше не пил.
Отдуваясь, он пил ее необыкновенный чай и думал, как же здорово все закончилось.
Ему было смешно и противно, что он так легко поверил в Настину версию о киднеппинге.
«До чего же я дошел! – думал он, размякая от горячего чая и уюта Ольгиной кухни. – Неужели я готов так плохо думать о людях, рядом с которыми работал столько лет! Может, я моральный урод? Может, у меня профессиональная деформация? В таком случае бежать надо из этой политики, а не на новые уровни власти карабкаться».
Из сердитых мыслей его вывел очередной телефонный звонок. Звонили из второго отдела.
– Егор Александрович, вам или Ольге Витальевне необходимо подъехать, чтобы написать еще одну бумагу. Наши ребята вам забыли про нее сказать.
– Какую бумагу? – устало спросил Фомин.
– Отказ от поисковых работ.
– А это обязательно сейчас сделать?
– Понимаете, это надо сделать, пока наша смена не закончится, то есть до семи утра. Иначе ваш Вадим уйдет в розыск. Он завтра трех шагов по улице сделать не сможет. Его первый же постовой по ориентировке остановит и в отдел привезет. Вы приезжайте. Это недолго.
– Давай я съезжу, – неуверенно проговорила Оля.
Представив, как она, и так намучавшаяся сегодня сверх предела, будет ездить по ночному городу на такси, Егор махнул рукой.
– Да брось ты, я ведь на машине.
Вадик, предвкушая продолжение приключения, напросился вместе с отцом. Они заехали в супермаркет «Мальвина», чтобы купить большой торт и двухлитровую бутылку лимонада, доехали до второго отдела, где явно обрадовались их подарку. Пока Фомин писал заявление, Вадик с горящими глазами разглядывал помещение дежурной части, обезьянник за решеткой и сидящую там полупьяную жрицу любви.
– Ромыча жалко, – глубокомысленно проговорил он по дороге домой. – Ух, сколько я ему завтра расскажу!
– Лучше б ты нас с мамой пожалел, – философски ответил Фомин, у которого от усталости перед глазами уже стояла мутная пелена.
– Я жалею, пап, – смутился сын.
Высадив его у подъезда, Фомин помахал ему рукой и наконец-то поехал домой, понимая, впрочем, что спать удастся лечь еще не скоро. Ему предстоял нудный, бесконечный и бессмысленный скандал с Катериной.
Из интервью Анастасии Романовой с депутатом Законодательного собрания Капитолиной Островской:
– Женщине труднее быть политиком, чем мужчине?
– Мне сложно однозначно ответить на ваш вопрос. С одной стороны, я не вижу гендерных различий в политике. Нужно хорошо владеть аудиторией, быть эрудированным человеком, разбираться в том, что делаешь, не бояться принимать решения и все время идти только вперед. Это могут как мужчины, так и женщины. С другой стороны, женщины все делают лучше мужчин, а значит, и в политике им тоже легче.
– Вы так уверены в женском превосходстве? И не боитесь в этом признаваться?
– Чего мне бояться, если основная часть электората, ходящего на выборы – это как раз женщины? Они и здесь менее ленивы, чем мужчины. А насчет превосходства… Знаете, да, уверена. Есть качества, которые у женщин развиты гораздо сильнее, продуктивнее, я бы сказала.
– И какие же, если не секрет?
– Работоспособность. Усидчивость. Ответственность. Умение сосредоточиться на том, что делаешь. Упорство. И, пожалуй, еще одно. Умение ненавидеть.
– Боюсь, я вас не понимаю.
– Естественно, не понимаете. У нас с вами разный жизненный опыт. Ненависть, только ненависть обеспечивает поступательное движение вперед. Как говорил Вольтер, ненависть в сочетании с презрением способна стряхнуть любое ярмо. Любовь расслабляет, делает мягким, податливым и ни на что не годным. А вот ненависть мобилизует, заставляет совершать решительные действия. Так вот в этом женщины гораздо талантливее мужчин.
– Вы – настоящая женщина?
– Пытаетесь поймать на слове? Не получится. Я слишком давно в политике.
– Хорошо, я спрошу иначе. Вам случалось ненавидеть?
– Конечно. Как всем. И всегда это подталкивало меня к решительным действиям, в результате которых я становилась сильнее.
– И вы ни разу не проиграли от этих действий?
– Нет, ни разу. Настоящим политиком становишься только тогда, когда ты победитель по натуре.
– Вы говорите о себе в мужском роде…
– Вернусь к тому, с чего начала. Я не вижу гендерных различий в политике.
Глава 5
Ударная волна
45 дней до выборов
Заглушив машину, Фомин отчетливо понял, что не хочет идти домой. Конечно, семейные скандалы с Катериной и раньше были бессмысленными и беспощадными, как русский бунт, но в последнее время она как с цепи сорвалась.
