Татьяна Устинова - Ждите неожиданного
– Всё равно незаконно, – упрямо твердил Богдан.
– Да что ты будешь делать-то!..
– Наливай, – распорядился Владимир Иванович, видимо, он тут был главным, – а то была ледяная, сейчас закипит уже! А борца мы на борт заберём, чтоб тут у тебя революция не разгорелась!
Блондинка уже снимала вафельное полотенце, расставляла стопки, изящно оттопыривая пухлый мизинец, капитан откручивал с запотевшей бутылки хрустнувшую пробку и приговаривал: «Вот пирожком закусить, и рыбкой, рыбку тесть сам солил!» А Таша всё смотрела в пол и сквозь набат в ухе уныло думала, что отпуск совсем пропал, и герой её оказался каким-то странным – вроде бы герой, но какой-то не окончательный, не героический!..
Всё перемешалось у неё в голове – выброшенный из тачек мусор, перепуганные дворники, которые катили эти самые тачки как-то не так, залитые краской мыши, драка, лица в серой пыли…
Всё это было вязкое, липкое, похожее на длинные грязные космы, которыми оказалась заляпана её блузка.
Веллингтон Герцог Первый посматривал на неё с оленьим сочувствием.
Таше очень хотелось обратно на теплоход в прохладу и простор её каюты. Улечься на кровать, прикрыть ухо подушкой и забыть обо всём вязком и липком. Но до теплохода ещё далеко!
Она зачем-то выпила стопку водки, которую подсунула ей пухлявая блондинка, съела кусок пирога, не почувствовав никакого вкуса, словно кусок бумаги прожевала.
Потом все выпили «ещё по одной» почему-то за Владимира Ивановича.
– Вот не думал я, не гадал, – высоко, на уровне груди держа полную стопку и отставив локоть в сторону, сказал низенький капитан, – что с таким человеком доведётся вместе пить! Тестю расскажу, ни за что не поверит! Ну, ваше здоровье, товарищ полковник, и, как говорится, честь имею!..
Потом ещё всем отделением зачем-то фотографировались – всей компанией, и каждый отдельно с Владимиром Ивановичем, и к отходу теплохода они едва не опоздали!..
Вернее, опоздали бы, если б капитан Воробьёв не распорядился «доставить гостей по назначению», и таким образом они прибыли к трапу в полицейской машине. Теплоход уже гудел на всю реку горделивым басом, и со всех палуб на них, выбирающихся из машины, смотрели пассажиры!..
Ещё одна полицейская машина стояла на опустевшей пристани, и навстречу им попались люди в форме, которые тоже проводили всю компанию глазами.
Когда они поднимались по сходням, Таша споткнулась и схватилась за Богдана, который шёл впереди. Тот оглянулся.
– Хорошие же мыши, – сказала она какую-то ерунду. – Всем нравятся. Туристы фотографируются, дети мороженое едят. Зачем их краской?..
Богдан ускорил шаг и почти бегом бросился прочь по палубе. Таша, держась рукой за ухо, побрела к лестнице наверх, а Наталья Павловна что-то негромко сказала Степану Петровичу.
Тот подумал немного и взял Ташу за руку. Она посмотрела на него.
– Пойдём со мной, – душевно предложил Степан Петрович. – Пойдём…
Он хотел добавить «дочка», но вовремя остановил себя.
Таше к этому моменту было уже решительно всё равно, куда её ведёт этот самый Степан Петрович. В ухе гудел набат, и было больно так, что ломило зубы и локти. И очень холодно, просто невозможно холодно! Как это ему не холодно в одной футболке?..
– Я вас наверху подожду, – сказала Наталья Павловна откуда-то издалека. – Я на это не могу смотреть, в обморок упаду. Мы с Герцогом к Розалии Карловне заглянем.
Степан Петрович зачем-то привёл Ташу в медпункт. Она не сразу сообразила, что это медпункт, только когда из-за железного шкафчика вышел теплоходный доктор Сергей Семёнович, вытирая руки вафельным полотенцем, и уставился на них, сделав вопросительное лицо.
Вафельное полотенце напоминало о чём-то неприятном и гадком, произошедшем в полицейском участке.
– Ухо болит, – сказал Степан Петрович, кивнув на Ташу. – Как я понимаю, сильно.
– Девушка, – громко позвал доктор, усаживаясь напротив, – вы на ухо жалуетесь?
– Набат, – выговорила Таша и улыбнулась, – как будто колокол бьёт. Можно попить?
– Попи-и-ить? – удивился доктор. – Конечно, конечно, можно и попить! Сейчас попьём!
Он нацепил на лоб круглое зеркало с дыркой посередине, придвинулся и крепкой, холодной, волосатой рукой взял Ташино ухо и оттянул. Внутри головы что-то лопнуло, и стало так больно, что она тихонько взвыла и попыталась вырваться.
– Ну-ну-ну, – сказал доктор, не отпуская уха, – не так уж и больно, я скажу, когда будет больно… Головку вот так набочок, ну-ка, и ещё вот так…
Он крутил в руках Ташину голову, как какой-то посторонний, не принадлежащий Таше предмет, и всё нацеливался круглым зеркалом на ухо. От всполохов света в этом зеркале Таше становилось ещё больнее.
– Ну, конечно, – с удовольствием сказал доктор наконец, – там не набат, там целый… набатище. И назревший уже! Давно болит-то?
– Со вчерашнего дня. Нет, с сегодняшнего… Я не помню.
– Ну, видно, после купания обострился! Нарыв давний, не вчерашний. После холодной воды разнесло его.
Доктор говорил и что-то делал возле железного шкафа, звякали железки, хрустнула ампула, запахло спиртом.
Загорелся синий огонь над небольшой горелкой, и Таша вдруг сообразила, что все эти железки, горелки и ампулы предназначены для неё, как пыточные орудия, для того, чтобы сделать больно!
И ей стало так страшно!..
– Ну-ну-ну, – повторил доктор, поглядывая на неё, – в обморок сейчас не будем падать, зачем нам падать! Вы кто? Муж? Вот ватка с нашатырём, дайте ей подышать и подержите её покрепче.
– Не надо, – выговорили Ташины губы, – не надо, я не хочу…
– Милая, у тебя там нарыв с кулак величиной! Ну, вдохни, вдохни поглубже!..
– Обезболивающее уколите, – откуда-то издалека сказал Степан Петрович.
Таша подумала в панике – раз здесь Степан Петрович, значит, может быть, она не умрёт. Он не даст её в обиду. Он о ней заботится. Он прогонит этого в белом халате с его пыточными инструментами, как прогнал тех, которые дрались возле памятника.
Огненными от температуры и страха пальцами она впилась в чью-то руку и замотала головой.
– Подержите её, я сказал!..
Ташина голова сама по себе наклонилась, никак не получалось вырваться, шевельнуться, и было очень страшно, так страшно!
…Никакой боли она не почувствовала. Только в ухе вдруг стало горячо и приятно – так горячо, что от удовольствия и тепла она закрыла глаза, – потом что-то полилось, и лилось довольно долго.
– …А вы – обезболивающее колоть! – приговаривал сверху доктор Сергей Семёнович. – Чего обезболивать, там выболело всё давно! Ну, как ты там, маленькая? Терпишь?
– Да мне не больно, – сказала Таша нормальным голосом, – шее неудобно.
