Позволь тебя не разлюбить (СИ) - Лабрус Елена

— Нет, Кирсанов не брал. И получи он самостоятельный кадастровый номер, все эти соглашения, бесспорно, и сейчас имели бы законную силу, но по какой-то причине он этого не сделал, поэтому…

Я даже увидела, как Езерский развёл руками.

— Но неужели их юристы этого не нашли?

— Возможно, нет, потому что не искали. У них и без этой земли такой список объектов, которые оспариваются в завещании, что обременять себя кадастровыми номерами они просто не стали. А возможно, всё они прекрасно знают, но помалкивают, потому что это не в их интересах. Вообще, у меня стойкое ощущение, что там суд ради суда.

— В каком смысле?

— Вдове или кому-то другому очень надо, чтобы сын не мог распорядиться полученным имуществом, поэтому и развели бодягу, которая может длиться десятилетиями.

— Но ведь и вдова значит, не может?

— Нет, поэтому я и предположил, что это надо кому-то третьему, но он сумел уговорить вдову. Возможно, кому-то из совладельцев предприятий или держателю большого пакета акций, тут бесконечное количество вариантов. Пока суд идёт, ничего нельзя ни продать, ни отдать, ни снять, ни заложить. Но свою землю мы можем забрать, а они пусть делают что хотят.

— Звучит оптимистично, — усмехнулась я.

— И возвращаясь к ответу на твой главный вопрос: нет, Рябцев не сможет отсудить у тебя эту землю. В твоём завещании придраться не к чему.

Что-то мне подсказывало, что Рябцев как раз копнул не хуже, чем Езерский, и прекрасно знает, что моя земля не только та, что с домом. Он в курсе, что мне принадлежит всё, поэтому резко и сменил тактику. И давит теперь с другой стороны, потому что мечтает получить всё. Думает, я, наивная дурочка, поведусь, поверю, что и дом мой разваливается, и детский дом больше негде построить, да и подмахну документы не глядя.

— Если только… — неожиданно добавил Вадик.

— Если только, что?.. — напряглась я.

— Если только не копнуть глубже и оспорить право твоего деда на эту землю изначально.

— Что и такое возможно?

— Вряд ли, но, как знать. Смутное было время.

— И что тогда?

— Не знаю, тогда она, может, отойдёт муниципалитету, или уйдёт с молотка. Ви, — прочистил горло Езерский, — ты поищи у деда в документах, может, найдёшь ещё какие-нибудь бумаги. На всякий случай.

— Хорошо, Вадим, поищу.

— Ну что, подаём запрос?

— Дай мне немного подумать.

— Ну подумай, — вздохнул он.

— Кстати, а у тебя есть адрес, где живёт вдова.

— Хочешь с ней поговорить? — догадался он. — Не советую делать этого без меня, и желательно, её адвокат тоже должен присутствовать.

— Ну ты сейчас наговоришь! Мы, вообще-то, знакомы, я так по-бабски с ней потрещать хочу.

— О чём? — спросил он строго.

— Чёрт, Вадик! Да мало ли о чём! О своём, о женском, что нам нечего обсудить?

— Ну, если что, я предупредил. Имей в виду, что это потом могут использовать против тебя, обвинить вас в сговоре, ну и прочее.

— Расслабься, Вадик! Не о чем нам с ней сговариваться, — самоуверенно заявила я.

И наверное, даже не соврала, потому что не знала, что выйдет из этой затеи, просто подумала, что, если у Андрея больше не будет этой земли, его жизни больше ничего не будет угрожать, а значит, он сможет благополучно «воскреснуть» и вернуться.

Я очень надеялась, что дело только в земле, иначе он, наверное, сказал бы, и, наверное, не стал бы искать неизвестно что на территории монастыря.

Я могу его спасти — единственное, о чём я думала.

— Записывай, — сказал Езерский и продиктовал адрес. — Не знаю, живёт ли она там, но этот адрес указан в документах, и этот дом принадлежит ей.

— Спасибо, Вадик, — нацарапала я на салфетке адрес. — До связи!

— Позвоню, — ответил он и отключился.

Поспешно затолкав в себя остатки кофе и остатки сухаря, я бросилась собираться.

У меня, оказывается, столько дел, а я прохлаждаюсь.

Начать я решила с монастыря.

Глава 32

Обойдя половину территории, я нашла свою подругу в коровнике.

Крепкий, недавно покрашенный сарай слепил белым. Упитанные бурёнки с весёлыми голубыми бантами на загнутых рогах моргали длинными ресницами и жевали траву. Стойкий запах навоза и свежего сена казался даже приятным.

Настя чистила одно из стойл.

— Привет, подруга! — оперлась я на дверь.

— Ой, Ви, привет! — бросила она вилы, но вовремя остановилась, поправив резиновый фартук. — Прости, обнять не могу, я тут какашки коровьи убираю.

— Ничего, — улыбнулась я. — Как дела?

— Хорошо. Лето же, — сморщила она конопатый нос.

— Ну технически ещё весна, но да, лето, — ответила я.

— Ты как? Приехала погостить?

— Да, как обычно. В отпуске. Вот решила заглянуть. Ну что тут у вас новенького? — повернула я назад козырёк кепки. Заявиться с непокрытой головой было неудобно, но до такой степени просветлённости, чтобы надеть платок, я не дошла.

— Да что у нас может быть нового, — хмыкнула Настя. — Вот телёнок на прошлой неделе родился, совсем новенький. Огород в этом году посадили в два раза больше. В теплице уже огурцы пошли. Хочешь чего-нибудь? Пойдём, угощу тебя, — воткнула она вилы в пук сена. Сняла фартук, повесила на крючок на стене. Поплотнее перевязала косынку.

На выходе помыла руки и лицо из пластмассового рукомойника.

— Вот теперь обниму, — развернулась ко мне.

— Какая ты худющая, Настька, — стиснула я её кости, поладила по спине.

— Некогда жиреть, работать надо. Сама-то!

Так, болтая ни о чём, мы и дошли до чайного домика, где для праздных посетителей каждый день накрывали столы с горячим чаем в больших самоварах и выпечкой на подносах.

Я налила себе чай, Настя, как обычно, ничего есть не стала — это для гостей.

— Скажи, а ты знаешь Лялю? Она у вас тут пару недель назад поселилась.

— Да кто ж не знает Лялю, — усмехнулась Настя и покачала головой. — Не понимаю, зачем она приезжала в монастырь, но всё ей было не так, ничего не нравилось, всё раздражало. Удивительно, как она столько продержалась, но смуты навела. А на днях на радость всем, наконец, уехала.

— Уехала? — расстроилась я.

— Да, пару дней назад к вечеру за ней приехало такси, она погрузила свои вещички и поминай как звали, — она перекрестилась. — Вы знакомы, что ли?

— Ну как знакомы, один раз её видела. Меня передать ей кое-что попросили, — нехорошо, конечно, было врать божьему человеку и подруге, но это для её же блага. — Я и передала.

— Поди сигареты? — улыбнулась Настя понимающе. — Очень она без них страдала.

— Не знаю, не заглядывала, просто передала. А что за смута?

Настя оглянулась, не подслушивает ли нас кто, прочистила горло.

— Ей сначала понравился молодой дьячок, — сказала она почти шёпотом, — что прислуживал отцу Кириллу. Диаконы у нас молодые, красивые, кого хочешь в грех введут. Уж она смущала мальчишку, смущала, ещё и хвасталась своими «подвигами», а потом и вовсе на батюшку переключилась.

— Слушай, странно, конечно, что монастырь женский, а у вас тут столько мужчин.

— Ничего странного. Иначе как? Церкви без священников не обойтись. А священниками могут быть только мужчины. Они проводят службы, обряды, панихиды. Кстати, не все из них монахи. Есть белое духовенство, состоящее из лиц женатых, есть чёрное — из принявших обет.

— И как, пошатнула Ляля веру отца Кирилла? — улыбнулась я.

Настя засмеялась.

— Тот уже лет пятьдесят как монах, он бедную заблудшую овечку благословил да отправил с миром. Над ней вся община смеялась.

Настю я своими крамольными мыслями смущать не стала, но, чёрт побери, мужик он и в рясе мужик, и Лялино желание попасть в закулисье, пользуясь проверенным методом, тоже было понятно. Никто же не знал, что она тут на задании, а она бы не взялась, если бы не хотела его выполнить. Даже не удивлюсь, если выполнила.