Яна Розова - Метод Нестора
Просижу тут весь вечер, буду сидеть и плакать, и плакать, и плакать...
Потом, не поднимаясь с пола, потянулась за банкой пива, нащупала ее на столе, открыла и попыталась отхлебнуть. В рот попала одна пена. Нужен был стакан и эта простая потребность вывела Вику из слезливой апатии, заставив подняться с пола. Она неловко повернулась, вставая на ноги, и поясницу пронзила боль. После выкидыша все время болела спина. Лечиться не хотелось. Какой смысл? Детей уже не родить, а в ее собственной жизни одной болью больше, одной меньше — без разницы!
Постепенно все стало приходить в норму: нашелся стакан, несколько глотков пива освежили горло после соленых слез, пакеты перестали кочевряжиться и послушно улеглись на полках в холодильнике. Вспомнились слова Вити о том, что статья о водителях была его собственной инициативой. Ладно, не так уж Вика и виновата! Золотова приготовила себе поесть, включила телевизор, пощелкала пультом, решила принять душ. В ванной, спустив джинсы на пол, завозилась с замком на серебряной цепочке и тут услышала телефонный звонок. Выскочила из ванной, путаясь в штанах, отчего ее походка напоминала передвижение каторжника в кандалах.
— Да! — Вика схватила трубку. Там что-то запиликало и когда связь установилась, Витя Калачев сказал:
— Узнал я все, как и обещал. Записывай!
2003 год
Алиса всегда любила солнце. Она с легкостью переносила летнюю жару, никогда не отказывалась поработать на даче с родителями и обожала ходить с подружками на пруд. Люди прячутся от солнца, часто называют его назойливым и обжигающим, мажутся солнцезащитными кремами и носят на головах шляпы и фуражки. Но только не Алиса. Она настолько обожала светило, что не могла защищаться от него. Это же все равно что защищаться от самой себя! От природы смуглая и жароустойчивая, Алиса могла часами ходить по раскаленному летнему городу просто ради удовольствия ощущать солнечные поцелуи на плечах, руках, икрах ног. А если обгорала и ночью мучилась от боли и повышенной температуры, то никогда и никому не жаловалась. Она не имела такой привычки — жаловаться.
А зимнее солнце Алиса любила еще больше. Эти редкие деньки с бриллиантовой пылью в воздухе и кипельной белизной на земле казались ей драгоценными камнями в унылости будней, чудесным праздником, личным и собственным праздником Алисы Мысковой.
Не любила только дождь...
— Аленька! — раздался мамин голос из двери кухни, — помоешь посудку? А то я...
Мама не договорила, потому что зазвонил телефон.
— Ага, Валь... Да, слышала. Валь, я сейчас возьму трубочку в спальне и мы поболтаем... — потом Алисе: — Доченька, я с тетей Валей поговорю по телефончику, а ты тут...
— Хорошо, мамочка, — Алиса покладисто, как и обычно, согласилась помочь по дому. Она была образцовой девочкой. И в свои двадцать два тоже. Мама, да и папа, возраст дочери законсервировали в районе двенадцати лет и жили в чудесном сказочном мире неведения и родительской беззаботной гордости. Алиса же не могла разрушить эту сказку. Алисы вообще, и Мыскова в частности никогда не рушат чужих иллюзий, но и в свои посторонних не пускают.
Хрупкие, но сильные руки отложили гитару и костяной медиатор. На гитаре не было струн. Кончились струны. А были хорошие, импортные. Папа из Москвы привозил когда-то. Он хотел и гитару ей подарить покруче, но гитару Алиса менять отказалась — любила свою старую. Вот новые струны ей понравились. Медиатор тоже имел свою историю: эту вещицу ей когда-то, три года назад, подарил Андрюшка. Три года? Не может быть! Она живет без Андрюшки три года и до сих пор не понимает, как. Алиса позвонила ему года полтора назад, когда было плохо до конца, но его строгая мама ответила, что Андрюша теперь живет и служит под Магаданом. После армии он остался служить в своих ракетных войсках. Теперь он поступил в военный институт и скоро станет офицером. В Гродин Андрюша не вернется никогда. Эта высокомерная женщина обожала своего Андрюшу, но, как ни странно, разбаловать его так и не сумела. Зато воспитала в нем болезненную щепетильность и непримиримую брезгливость. Особенно в области морали. Андрей был строг и к себе, но и остальных судил по высшей мерке. И, уж конечно, жена Цезаря должна быть не такой как Алиса... не изнасилованной.
Она пошла на кухню, заметив по дороге, что мама уже упала в искусственный мех на своей кровати. Ее сакраментальное и даже пресловутое «Ага, Валь!» могло бы раздражать, если бы не было таким родным и уже совсем далеким.
Алиса взялась за посуду. Мойка стояла рядом с окном, и в него лезла вся серость этого мира. Был ноябрь, было бесприютно настолько, насколько это возможно для одной небольшой и поломанной души. Хотелось солнца.
Стряхнув с рук пену средства для мытья посуды, Алиса пошла включить свет. Вот так! Сначала показалось немного лучше. Однако, эта лампочка, несмотря на все свои сто ватт, была только пародией на солнце. Даже не лучиком и не солнечным зайчиком! Что-то вертелось в голове, о чем не хотелось вспоминать. Потом, вспомнив, Алиса пошла в ванную, заткнула слив пластмассовой пробочкой, обмотанной для плотности синей изолентой, открыла горячий кран, немного разбавила струю холодной водой и вернулась к мойке на кухне.
Мамочка проговорит по телефону еще минут сорок, потом начнется какой-нибудь фильм, а затем придет папа. Он всегда появляется поздно, иногда даже слишком. Такая работа. Зато в семье достаток: четырехкомнатная квартира престижной планировки и в центре города, две машины: «Фольксваген» для мамы и «Мицубиси» для него. Если бы Алисе захотелось, ей бы уже купили машину. Только она ненавидела запах бензина и бездушность механизма, покорного воле водителя. Никогда не забуду, что там, в Парке, нас было трое. Он, я и его машина. Если бы могла — убивала бы и их тоже! Но что можно сделать машине? Вырвать провода в моторе? Сжечь? Ей же не больно! Какой смысл!
Последняя тарелка стала в дружный ряд на полке в посудном шкафчике. Последняя кастрюлька, самая маленькая, в которой мама всегда грела молоко, была осушена вафельным полотенцем и тоже разместилась на своем законном месте. Мама не просила подметать, но лучше заняться чем-нибудь, чтобы оттянуть время. Вообще-то, Алиса ничего не боялась. Особенно перемен. Они нужны, они предусмотрены нашей природой. Да и что ждет ее? «А после — вечное солнце»! Разве не так? Здесь все такое зыбкое, такое ненадежное и ускользающее. Вот, только что было светло, а через минуту нагнал ветер облаков и закапало, закрапало, заморосило. Нет, слишком тревожно. Тревожно до смерти!
Гитара, теперь замолчавшая навсегда, пошла с ней в ванную, для компании. Медиатор Андрюшки лег в ладонь левой руки и там остался до того момента, когда судебный эксперт разжал ее холодный кулачок. Алиса не стала включать свет в ванной, а зажгла приготовленную свечку. Коробок спичек аккуратно примостила на сухую полочку. Разделась, сняла свой блондинистый паричок. Умирать надо в своем естественном виде. Мокрый, съехавший на ухо скальп будет выглядеть довольно мерзко и даже забавно. Алиса с наслаждением погрузила свое небольшое спортивное тело в горячую воду. Протянула руку к теплому дрожащему язычку. Это язычок солнца. Оно зовет! На влажной коже дрожал отблеск пламени. Алиса достала пузырек с керосином, найденным в папиных запасах и еще опасную бритву. Она выбрала именно бритву, потому что лезвие было гладким, оно ловило и отражало свет, как и сама Алиса.
