Клэр Бреттонс - С вечера до полудня
Внезапный резкий стук заставил ее подпрыгнуть на месте. Но это всего лишь начал гудеть холодильник. Узнав знакомый мерный шум, Габриела облегченно вздохнула.
Когда ей удалось слегка успокоиться, она обыскала прихожую, затем чулан и двинулась к ванной, ежесекундно ожидая, что вот-вот кто-то выскочит на нее из-за угла. Но все было тихо. Однако ощущение неуюта, присутствия в квартире кого-то чужого — врага! — все крепло и крепло в ней.
Чуть более уверенно она вошла в спальню. Цветастое покрывало на постели было смято, но, скорее всего, она смяла его сама, когда переодевалась днем. На кресле валялись торопливо отброшенные джинсы и блузка.
Опустившись на колени, Габриела заглянула под кровать, потом проверила шкаф. Пусто. Она принялась обыскивать все закоулки квартиры. Ничего. Но ведь дверь была отперта и в квартиру, несомненно, кто-то заходил. Кто? И зачем?
Положив нож обратно на кухонный стол, она прошла в прихожую, чтобы запереть дверь. И тут у нее волосы встали дыбом. Ее грязные туфельки, которые она только что сняла и поставила, оказались сдвинуты! Одна лежала у самого входа, а другая валялась посредине прихожей. Она представила себе случившееся так ясно, словно видела все собственными глазами. Когда она вошла, непрошеный гость все еще был в квартире. Потом — точно так же, как она у Лоренса, — он прокрался у нее за спиной и сбежал.
В мгновение ока она заперла замок и задвинула засов, а потом привалилась к двери, хватая ртом воздух. Внезапно она ощутила на щеке что-то влажное и почувствовала ужасающе знакомый запах. Оцепенев от страха, она дотронулась до щеки. Пальцы окрасились чем-то красным. Кровь!
Со сдавленным криком Габриела отшатнулась и в ужасе увидела расплывающиеся на двери слова: «Ты следующая».
Свернувшись под одеялом, Гордон сладко потянулся и вздохнул. День выдался утомительный, зато плодотворный. После целого года неустанного труда он наконец почти заловил эту Габриелу Вудс. До сегодняшнего дня он недооценивал, что значит иметь дело с такой женщиной. Она чуть не заставила его устыдиться своей резкости.
Гордон в задумчивости запустил руку в волосы. Не знай он, кто она такая и что она сделала, не знай он, что смерть Эванса на ее совести, он бы ни за что не поверил в ее виновность. Она кажется такой чертовски искренней! Но он-то знает правду. Почему же тогда его раздирают столь противоречивые чувства?
Спору нет, она привлекательна — тонкая, гибкая, хрупкая. Но ведь ему доводилось встречать сотни красивых женщин и ни одна из них не заставляла его сердце сжиматься от боли и нежности. Может быть, дело в ее отчаянной смелости? Да, притворщица она или нет, но смелости ей не занимать. Страх имеет свою ауру, его ни с чем не перепутаешь. Когда Габриела входила в дом Лоренса, она вся была воплощенный страх. И все же вошла, одна, готовая противостоять всему, что могло ждать ее внутри.
Гордону не оставалось ничего, кроме как безоговорочно восхищаться ею — пусть даже в результате у него и прибавился десяток-другой седых волос. Он пережил несколько поистине жутких минут, пытаясь вытащить ее из дома прежде, чем Лоренс ее найдет. Но когда она уже снова оказалась в машине, его вдруг охватило подозрение: а что, если она работает в паре с Лоренсом? Правда, стоило ему бросить на нее один только взгляд, как эти подозрения отпали сами собой. Она вся дрожала от страха и выглядела такой потрясенной, такой чертовски беззащитной!..
Наверное, решил Гордон, все дело в ее глазах — загадочных, бездонных, сияющих. Такими они были, когда он целовал ее. Но стоило ей немного прийти в себя, как ее глаза тут же погасли, заволоклись прежней тенью недоверчивости. В глубине их таилась боль — обжигающая, душераздирающая. Что было ее причиной?
Вопросы. Сплошные вопросы. А ответов раз-два и обчелся.
Гордон беспокойно перекатился с боку на бок, пихнул кулаком подушку и попытался сосредоточиться на мерном гуле аэратора в аквариуме. Обычно этот гул успокаивал его, сегодня — раздражал.
Ох уж эта Габриела! Легко ему было раньше воображать, как он разберется с ней, — тогда он еще не заглядывал в глубины ее глаз. Может, виной тому была ее привлекательность, а может, что-то еще — Гордон сам не знал. Эта печаль в глазах сбивала его с толку. Ведь он считал ее искусной притворщицей, холодной, расчетливой мошенницей, а таких не очень-то легко ранить в самое сердце. Но ее сердце кровоточило, и это читалось в ее глазах. Потому она и казалась такой хрупкой и уязвимой.
— У тебя начинается размягчение мозгов, Гор, — пробормотал он, заставляя себя закрыть глаза. — Спи давай.
В конце концов, утро уже не за горами. Нужно выспаться. Эта мошенница быстра и ловка. Нужно опередить ее. Она и так уже злится на него. Во-первых, за то, как именно он отвлекал Кэтрин Барнс, а во-вторых, за то, что он не пожалел ее после вылазки в дом Лоренса. Но, собственно, тогда ему ничего и не оставалось, кроме как напустить на себя полнейшую суровость. Габриела просто умирала от страха и могла вот-вот впасть в истерику, а он, в свою очередь просто умирал от желания успокоить ее поцелуями. При одном воспоминании об этом все в нем сжалось. Столкнувшись с Лоренсом вплотную, Гордон не мог не разделить с Габриелой ее страх: было или не было похищение, Лоренс непременно убил бы ее, если бы поймал в своем доме.
Какая все же досада, в который раз размышлял он, что эта женщина так на него действует. Его с неимоверной силой влекло к ней, причем на каком-то подсознательном уровне. Единственное, что отчасти утешало его, это то, что и ее к нему тоже влекло. Однако она до сих пор не знает его, не думает о нем ничего плохого. А он-то ее знает, знает, что она отняла у него лучшего друга.
Гордон еще сильнее ощутил свою вину. Как он смеет увлекаться этой девицей! После поцелуя в машине он только и делал, что пытался внушить себе, что она ему ни капли не нравится. Но он лгал. Лгал самому себе. Она ему нравилась, и настолько, что если бы мистер Грязные Сапоги не забарабанил в окно машины, то еще неизвестно, чем бы все это закончилось. И тогда стыд и раскаяние мучили бы его до конца дней.
Страдая от угрызений совести, он ворочался на постели. Шелковая простыня неожиданно показалась ему грубой дерюгой. Да как он может до такой степени хотеть эту женщину, зная, кто она и что натворила?! Но в этом только ее вина. Он-то давно, уже много лет назад, покончил со всякими глупостями вроде жарких объятий на переднем сиденье автомобиля. Во всяком случае так он думал до сегодняшнего вечера…
Гордон застонал и уставился в потолок. Васильковые глаза, нежные локоны, манящие движения Габриелы — все это засело в нем как заноза. И она плакала — из-за него. Он довел ее до слез тем, что не захотел раскрыться и объяснить причины своей враждебности. Эти слезы ужасно растрогали его. Они так и подмывали признаться ей во всем… Он снова застонал от охвативших его разноречивых чувств.
