Сандра Браун - Сокровенные тайны
— Прекрасно. Я рад, что она тебе нравится.
Сара-Джо уловила его подавленность.
— Что-то не так?
— Нет, ничего.
— Я сразу вижу, если что не так.
— Ничего особенного. Отец разозлился, что я прервал его беседу с Алекс.
Сара-Джо скорчила недовольную гримаску.
— Твой отец до сих пор не научился пристойно вести себя, когда в доме посторонние. Если он настолько груб, что способен утащить гостя из залы во время коктейля, ты вправе отплатить ему тем же, прервав его беседу.
Она утвердительно качнула головой, словно, сказав свою речь, считала вопрос решенным.
— А что они, собственно, обсуждали с такой секретностью?
— Что-то касающееся смерти ее матери, — беспечно ответил он. — Не о чем беспокоиться.
— Ты уверен, что не о чем? Сегодня мне показалось, все были в большом напряжении.
— Если и есть причина для беспокойства, то папа все, как всегда, уладит. Уж тебе-то, безусловно, волноваться не стоит.
Он совершенно не собирался говорить матери о расследовании, которое ведет Алекс. Близкие Сары-Джо знали, что она терпеть не может всего, что так или иначе способно испортить ей настроение или даже огорчить, и всячески ограждали ее от этого.
Ангус никогда не обсуждал с ней дела, особенно когда они принимали плохой оборот. Сара-Джо огорчалась, когда их лошади неудачно выступали на скачках, и бурно радовалась победам, этим ее интерес к делам и ограничивался. Ни ранчо, ни компании, входившие в «Минтон Энтерпрайзес», ее не занимали.
Вообще говоря, Сару-Джо ничто особенно не занимало, за исключением, пожалуй, Джуниора. Она походила на красивую куклу, запертую в стерильно чистой комнате, где она не испытывает разрушающего воздействия солнечного света или иных стихий, прежде всего самой жизни.
Джуниор любил мать, но отдавал себе отчет в том, что ее не очень-то любят другие. Ангуса, напротив, любили все. Жены некоторых друзей дома, платя необходимую дань дружбе, поддерживали с Сарой-Джо теплые отношения. Без них у нее не было бы в Пурселле ни единой приятельницы.
Она-то ради дружбы, безусловно, из кожи вон лезть не стала бы. Она считала большинство местных жителей грубыми и вульгарными и своего мнения не скрывала. Казалось, она рада сидеть в этой комнате, в окружении красивых, мягких, не требующих душевного напряжения вещиц, которые она любила больше всего.
Джуниор знал, что о ней судачат, что над ней насмехаются. Поговаривали, что она пьет. Пить она не пила, разве что два бокала вина перед ужином. Те, кому недоступна была тонкая чувствительность ее натуры, считали ее странной. Другие же думали, что она просто-напросто чокнутая.
Конечно, большей частью она действительно была не в себе, казалось, она снова и снова переживает свое сверхблагополучное детство, память о котором свято берегла. Она так и не оправилась от безвременной смерти любимого брата: когда Ангус с ней познакомился, она все еще оплакивала его.
Джуниор спрашивал себя: а не вышла ли мать замуж за отца лишь для того, чтобы избавиться от тяжких воспоминаний? Другого повода для брака столь не подходящих друг другу людей он придумать не мог.
Джуниору не терпелось уехать поразвлечься, но он тем не менее медлил, хотелось узнать мнение матери об их сегодняшней гостье.
— И что ты о ней думаешь?
— О ком? О дочери Селины? — рассеянно спросила Сара-Джо. Она сдвинула брови, чуть нахмурилась. — Внешне очень привлекательна, хотя, на мой взгляд, столь яркий контраст в цвете волос, глаз и кожи вряд ли можно считать вполне женственным.
Задумавшись, она теребила пальцами тонкие кружева ночной кофты.
— Во всяком случае, очень целеустремленная, правда? Гораздо серьезнее своей матери. Бог свидетель, Селина была глупышкой. Сколько я помню, вечно она смеялась. — Сара-Джо замолчала и склонила голову набок, словно прислушиваясь к доносящемуся издалека смеху. — Не припомню случая, когда бы она не хохотала.
— Да сколько хочешь случаев. Ты просто не знала ее как следует.
— Бедняжка. Я знаю, тебя потрясла ее смерть. Мне-то известно, что значит терять того, кого любишь. Это страшное горе.
Ее голос, нежный и тихий, вдруг переменился, изменилось и выражение лица. Поникшая фиалка исчезла, лицо выражало твердую решимость.
— Смотри, сын, больше не позволяй Ангусу ставить тебя в неловкое положение, особенно в присутствии посторонних. Джуниор беспечно пожал плечами. Тема была знакомая.
— Да он ведь это не всерьез. Просто манера такая.
— Тогда ты обязан его от нее избавить. Милый, неужели ты не понимаешь? Он именно этого от тебя и ждет. Ждет, что ты будешь с ним на равных. Ангус ведь понимает лишь один разговор — грубый приказ. Он понятия не имеет, что можно беседовать тихо и вежливо, как мы с тобой. Тебе надо говорить с ним тоном, который ему доступен, тем, каким разговаривает Рид. С Ридом Ангус не посмел бы обойтись пренебрежительно, как с тобой, потому что Рида он уважает. А уважает он его потому, что Рид перед ним не лебезит.
— Папа уверен, что Рид непогрешим. До сих пор не может пережить, что Рид ушел из «МЭ». Он бы предпочел, чтобы дела вел у него не я, а Рид. А я что ни сделаю, все не по нему.
— Да это же не правда! — возразила Сара-Джо с жаром, чего за ней давно не водилось. — Ангус тобой очень гордится. Он просто не умеет это показать. Жесткий человек. Чтобы добиться того, чего добился он, приходилось быть крутым. Он хочет, чтобы и ты был таким же.
Джуниор усмехнулся и сжал кулаки.
— Ладно, мама, завтра же утром иду в бой. Она захихикала. Жизнерадостность и чувство юмора сына неизменно восхищали ее.
— Надеюсь, не буквально; впрочем, Ангус мечтает именно об этом.
На этой веселой ноте можно было и попрощаться, Джуниор поспешно пожелал ей спокойной ночи и, пообещав ездить осторожно, вышел. На лестнице он столкнулся с Ангусом; тот, хромая, поднимался наверх, держа в руке сапоги.
— Ты когда обратишься к врачу с этим пальцем?
— Да какой толк от этих проклятущих врачей. Только деньги дерут. Отстрелить надо чертов палец, и все дела. Джуниор усмехнулся.
— Прекрасно, только не запачкай кровью ковер. С мамой припадок будет.
Ангус засмеялся, от гнева не осталось и следа, словно не было той стычки в кабинете. Он обнял сына за плечи и крепко сжал.
— Я знал, что ты не подведешь и девицу эту к нам доставишь. Все было в точности, как я задумал. Мы заставили ее перейти к обороне и заронили в душу семена ненависти, но она не дура — а она, по-моему, далеко не дура, — она даст задний ход, пока не наломала дров.
— А если не даст?
— А если не даст, все равно наша возьмет, — мрачно обронил Ангус. Потом улыбнулся и ласково потрепал сына по щеке. — Спокойной ночи, сынок.
