Мария Эрнестам - Коктейль со Смертью
У нее была фигура Мерилин Монро, и она всячески подчеркивала это, предпочитая облегающие наряды. И всегда была в отличном настроении. Неизменно мила, весела, улыбчива, готова поболтать. Мне она казалась слишком приторной, и при встрече с ней невольно хотелось съесть или выпить чего-нибудь кислого. Аннетт всегда была со мной крайне любезна. Значит, это с ней Том завел роман. Казалось бы, я должна была расплакаться, но меня разбирал истерический смех.
— Мы оказались рядом во время подсчета очков. Нужно было оценить руководителя, и Аннетт дала мне самый высокий балл. Она горела желанием объяснить, почему, с жаром говорила, какой я замечательный руководитель и как много для нее значу. У нас завязался разговор о работе и карьере, и я впервые увидел, что она не только веселая, но еще и добрая и милая девушка. Я ощутил то, чего давно уже не ощущал рядом с тобой, Эрика: искреннее восхищение. Она преклонялась передо мной. Понимаю, у тебя это вызывает смех, в другой ситуации я и сам посмеялся бы над собой. Но ты прекрасно знаешь, что не из тех, кто будет мною восхищаться. Да я и сам считал, что мне это не нужно. Я всегда хотел быть с такой, как ты. Сильной, самостоятельной, независимой, интересной. Которой нужно добиваться. Но я слабый человек, и в какой-то момент почувствовал себя ненужным, даже отвергнутым… не могу точно передать свои тогдашние ощущения.
Признание Тома повергло меня в шок, но не сразу. Так бывает, когда ударяешься большим пальцем ноги об ножку стола: только через доли секунды на сигнал о боли реагирует мозг. Я не узнавала мужчину, сидящего напротив. Неужели это говорит он, Том, который всегда презирал дешевую доступность? Теперь он рассказывал мне старую, как мир, историю. «Она нуждалась во мне. А ты — нет. Она слушала меня, а ты отвергала». От злости меня даже затошнило. Нет, только не это. Не сейчас.
— Как только ты это выяснил, вы занялись сексом? — задала я банальный, под стать всей этой истории, вопрос. Не смогла удержаться. Одновременно мысленно прокручивая время назад. Были ли перерывы в нашей с Томом, как говорят гинекологи, регулярной половой жизни? Я такого не припоминала.
— Конечно, нет, — заявил Том с такой обидой, словно для неверных мужей тоже существуют правила хорошего тона. — Но мы с Аннетт начали встречаться. Она задерживалась после работы, и мы болтали. Или шли в бар выпить пива. И меня постоянно преследовало ощущение, что она видит во мне наставника, а не мужчину. Возможно, даже отца. Я не считал, что обманываю тебя, для меня это было просто продолжением работы.
Не исключено, что он говорит правду. Я не ревнива: если он говорил, что выпьет пива с Аннетт, я не видела в этом ничего предосудительного. Ведь я и сама часто встречалась с друзьями-мужчинами, и мне в голову не приходило, что Том заподозрит меня в измене.
Официантка подкатила спросить, как нам понравилась рыба. Странный вопрос — мы даже не притронулись к еде. Но Том вежливо ответил, что да, и заказал вино. «Подкатила». Надо же, я, пусть мысленно, но употребила это словечко, а ведь раньше за мной такого не водилось. Но раньше я не думала, что другие женщины способны воспринимать Тома в качестве сексуального партнера. Дело не в его внешности. Том интересный мужчина. Но поскольку он сам никогда не обращал внимания на других женщин, я почему-то считала себя в полной безопасности. Эта наивность говорила о том, что я, слишком увлеченная собственной персоной, ничего вокруг не замечала. Или мне было все равно? Я надеялась, что верно первое предположение.
Я попыталась взглянуть на Тома со стороны. Густые темные вьющиеся волосы. Карие глаза. Гладко выбритые щеки — он пользовался бритвой с двойным лезвием. Красиво, даже как-то изысканно очерченный рот — по сравнению с мужественными чертами лица. Мускулистый, ни грамма лишнего жира. Не очень высок — всего на голову выше меня, но сложен очень пропорционально. Со вкусом одет. Да, он привлекателен. Этого нельзя отрицать. Но я никогда и не отрицала.
— И что было потом?
Медлительность Тома выводила меня из себя. Почему бы ему просто не рассказать все сначала до конца? Уж по-любому лучше, чем бросать мое мертвое тело на растерзание толпе — кусочек за кусочком. Если он сейчас не расскажет всю правду, я закричу.
— До последних двух месяцев ничего и не было. Я решил, что нашел нового друга, и наши разговоры стали мне необходимы. Оказалось, что за беззаботностью Аннетт скрывается трудная жизнь, и ей тоже нужно кому-то высказаться. Я полагал, что помогаю ей, делясь опытом. Но, признаться, это был скорее твой опыт, чем мой. Иногда с моего языка срывались твои высказывания о смысле жизни, и это не смущало меня. Скорее укрепляло наши с тобой отношения.
Голос Иакова, но руки Исайи[9]. Я подумала, как несправедливо то, что он сказал о моей силе и слабости Аннетт. Моя сила — результат моей постоянной борьбы с собственными демонами. Мне казалось, Том понимал это. Я боялась все потерять и потому постоянно ставила перед собой новые задачи, стремясь доказать всем, что многое могу. Но моя сила была только видимостью, и предательство Тома ее легко разрушило. Разве ему судить, кто из нас слабее, а кто сильнее?
— А пару месяцев назад… — Голос Тома дрогнул, и я крепко сцепила руки под столом. Будь у меня длинные ногти — они впились бы в ладони до крови. Но у меня не было даже ногтей. — … мы с Аннетт задержались на работе, чтобы обсудить важный проект, и остались одни. Аннетт была нарядно одета: она куда-то собиралась вечером, а я знал, что тебя нет дома — ты встречалась с Мартином или еще с кем-то, не помню. Аннет расплакалась и рассказала, что ее родители разводятся, потому что отец влюбился в молодую женщину, и что это ужасно. Как я понял, ее родителям около пятидесяти, и у матери на почве развода случился нервный срыв. Новая подруга отца была их общей знакомой. Я обнял Аннетт, утешая… И это произошло.
У меня в животе все сжалось, как на американских горках, когда резко падаешь вниз. Том и Аннетт в офисе. Срывают друг с друга одежду, занимаются сексом на письменном столе. Мы с Томом когда-нибудь занимались любовью на столе? Вряд ли. Это так неудобно. Я хотела знать все до малейших деталей и истязала себя и Тома вопросами. Он все сильнее краснел, а я все больше повышала голос, привлекая внимание людей за соседними столиками. Моя душа? Если она и есть, то теперь я знаю — она цвета жухлой осенней листвы.
— Я хотел тебе все рассказать, Эрика. Но не смог. Я боялся потерять тебя. Боялся, что ты меня не простишь. Я знал, как трудно тебе забыть обиду. Я испугался. Аннетт тоже была потрясена, но потом призналась, что давно питает ко мне чувства, о которых я даже не подозревал. Я дал понять, что не отвечаю ей взаимностью, и это очень ранило ее. Я почувствовал себя негодяем. А потом…
