Галина Куликова - Врушечка
— Что значит — мой черед? — возмутился Матвеев. — А аппаратуру на твоей новой работе я в какой черед чинил? В дяди-Васин?!
— Это была расплата за твое неджентльменское поведение, — тотчас нашлась Настя. — И за пьянство.
— У тебя какое-то нерусское отношение к пьянству, — обиженно заметил Матвеев. — Наша женщина готова простить пьяницу, даже если он откусил ей руку. Или испоганил всю ее жизнь. А я прикован к позорному столбу всего-то за один маленький срыв.
— У твоего маленького срыва могли быть далеко идущие последствия.
— Какие же это? — ехидно поинтересовался тот.
— Я бы осталась на ночь в туалете ресторана, заснула на ледяном кафельном полу, заработала воспаление легких и попала бы в больницу.
— У тебя фантазия, как у Кафки, — буйная и необузданная. Похожая на параноидальный бред, скрещенный с истерическим вдохновением.
— Не заговаривай мне зубы.
— Представить тебя беспомощной и спящей на полу так же невозможно, как представить кошку, ныряющую ласточкой в воду, — парировал Витька. — Так чего тебе от меня надо?
— Считай, что мы поменялись ролями. Мне надо, чтобы ты изобразил моего мужа. Скоро у фирмы юбилей, там будут инвесторы, а босс терпеть не может замужних женщин, не оснащенных мужьями.
Довольный Матвеев захохотал. Настя тотчас представила, как он при этом почесывает себе живот. Когда ему было лет пять, он тоже так делал. Маленькие проклятые гены…
— Чего ты гогочешь? — сердито одернула она Витьку. — Думаешь, я тебя от хорошей жизни прошу? Ты должен твердо запомнить дату, когда мне понадобишься. Внеси ее во все свои ежедневники, понял? В мобильный телефон тоже забей. И не вздумай забыть о мероприятии. Оно состоится пятнадцатого вечером, в офисе нашей фирмы, после работы. Ты здесь уже был, не заблудишься. Форма одежды — парадная.
— Все? — саркастически спросил Витька. — Больше мне ничего не нужно помнить?
— Главное, не забудь, что ты известный немецкий композитор.
— Ах, черт! — всполошился Матвеев. — Я как-то не учел, что должен буду изображать не твоего Отто, а того, которого можно найти в любом справочнике. Это все ужасно усложняет. Кстати, ты не забыла, что я моложе композитора лет на двадцать?
Разумеется, и Настя, и Матвеев в свое время интересовались биографией Отто фон Швентке, который оказался полным тезкой Настиного мужа.
— Господи, да кто будет в этом разбираться? Тут, главное, не переборщить, — подбодрила его Настя. — Не пытайся сыграть свою роль идеально. А то я тебя знаю, начнешь вставлять в разговор немецкие словечки…
— Ну и что?
— Если учесть, что, кроме «хэндэ хох», ты ничего не знаешь, провал тебе обеспечен. Ты разрушишь мою карьеру.
— А что я должен делать?!
— Говори без акцента. Он у тебя все равно получится среднеуральским, так что лучше не рисковать. Будем придерживаться версии, что благодаря любимой жене ты вполне овладел русским.
— Ладно, как скажешь, — сдался Матвеев и послушно записал день и час мероприятия. — Надеюсь, ты ценишь то, что я у тебя есть. На меня всегда можно положиться, правда?
— Нахал, — усмехнулась Настя и отключилась.
Нельзя сказать, что на душе у нее полегчало. Это была отсрочка казни, а не помилование. Кроме того, Матвеев мог запросто все испортить. Он, конечно, умный и находчивый, но кто знает, сумеет ли он обхитрить Колесникова? Если боссу захочется познакомиться с ее мужем поближе… Одна надежда, что чувство долга будет держать его возле американских инвесторов. «Ладно, подумаю об этом ближе к юбилею фирмы, — решила Настя. — Волноваться заранее — волноваться вхолостую. Как тот же Витька говорит, только бензин жечь».
Колесников тем не менее продолжал постоянно муссировать тему брака и к концу дня довел Настю до состояния крайнего раздражения.
— То есть ваш муж точно не придет в театр? — спросил он, передав ей папку с бумагами, которые нужно было рассортировать по датам. — А потом в ресторан?
— Не придет, — ответила Настя сквозь стиснутые зубы. — Как он придет, когда его в Москве нет? Его даже в России нет.
«Может, босса женщины не любят просто потому, что он зануда?!» — возмутилась она про себя.
— Странная у вас семейная жизнь. Прямо по Винни-Пуху: муж как бы есть, но его как бы нет.
— У каждого брака свои странности, — резонно заметила Настя. — Зато частые разлуки помогают сохранять чувства свежими. Представляете, каким сюрпризом становится для меня каждое возвращение Отто?
— А вдруг он сегодня устроит вам еще один сюрприз и прилетит домой? Вы уж тогда его позовите.
На самом деле Колесников хотел просто посмотреть на ее мужа — из чисто мужского любопытства. С тех самых пор, как он понял, что Настя — девушка из аэропорта, это желание не ослабевало. Не каждому выпадает случай иметь в помощницах жену всемирно известного композитора. То, что Настя старалась всячески замолчать этот факт, почему-то страшно его огорчало. Колесникову казалось, что она таким образом подчеркивает дистанцию между собой и другими членами коллектива. И между ним и собой тоже. Из какой-то странной, непонятной ему самому вредности он до сих пор ни разу не встретился с Шелестовым. Вдруг между Настей и Шелестовым что-то есть? Колесникову не хотелось об этом знать. И он увиливал от разговора со старым другом.
«Может, она мне самому нравится? — подумал он, в очередной раз бросая взгляд на свою помощницу через стеклянную перегородку. — Что-то в ней есть такое… притягательное. Чувствуется стержень. Это с одной стороны. С другой стороны, порой кажется, будто она ранима и беззащитна. Опасное сочетание! Завоевать такую девушку было бы непросто».
При мысли о завоевании Колесников мгновенно вспомнил о своей жене и в изнеможении прикрыл глаза. Боже, сколько он потратил сил на то, чтобы покорить ее, чтобы заставить ее сказать «да». И что теперь? Во что это все превратилось? Мысль о том, что Ева по закону принадлежит ему, по-прежнему приводила его в состояние восторженного ликования. Он гордился ею примерно так же, как спортсмены гордятся олимпийским золотом. Он наливался самодовольством, наблюдая за тем, как окружающие мужчины в ее присутствии теряют самообладание. Но… Но сам он уже самообладания не терял, и это его безумно смущало.
Мало того, он до такой степени охладел к жене, что стал засматриваться на других женщин. Когда на фирме появилась Лера Солодкина, он вдруг понял, что влюбляется — бездумно, безудержно и безответственно… Он ужаснулся. Он заколебался. И Лера, словно почувствовав его колебания, неожиданно порвала с ним отношения. Вот еще вчера она пылала и, кажется, готова была на все ради него, а назавтра стала такой чужой и холодной, словно между ними никогда ничего не было и быть не могло. Колесников разозлился так, что едва сумел с собой справиться. Кажется, Лера ждала, что он ее уволит. Потом решила уволиться сама, но он ей не позволил. Разговора по душам не получилось, но ему все же удалось уговорить ее остаться. Потому что, по его мнению, самое последнее дело на свете — лишиться работы из-за служебного романа.
