Терри Лоренс - Заложник любви
— Может быть когда-нибудь, когда мой отец будет на свободе, когда моя жизнь войдет в свое нормальное русло…
— Ты вернешься в Америку.
— Фу, какой ты прямолинейный!
— Та старая туземка сказала, что мятежники затевают новое наступление. Где и когда, я не знаю, но они готовятся нанести удар.
У Конни екнуло сердце.
— Об этом ты мне ничего не говорил.
— Об этом я сказал послу и Джорджу.
— Джордж тоже…
— Джордж не болтлив.
Ее сердце бешено заколотилось, а тело стало липким от пота.
— О, Ник! Каждый раз, когда власть захватывает очередная группировка, моему отцу грозит страшная опасность. Да, его могут освободить, но могут и…
Ник тряхнул головой:
— Все это еще может оказаться или ложным слухом, или дезинформацией. Но действовать нам будет в десять раз тяжелее, если начнут стрелять. Пока я не хочу затевать то, что мы будем не в состоянии завершить. Для одной женщины вполне достаточно потерять одного близкого ей человека. И если мятежники нанесут удар…
Как бы в подтверждение его слов, мятежники выбрали именно этот момент, чтобы взорвать бомбу в квартале отеля «Империал». Из окон ресторана посыпались стекла, а грохот взрыва оглушил посетителей, и они в панике кинулись к выходу.
— Ложись!
Конни непроизвольно повиновалась, нырнув под его руку. Они оказались у западной стены британского посольства, сумев с риском для жизни добежать до него. Но гарантии не было, что они сумеют проникнуть внутрь. Ворота посольства были заперты и находились от них в сотне футов.
Треск пулеметов на окраине Лампура-Сити напоминал стук камешек, сыплющихся на железную крышу. Глухо ухали пушки. Через авеню Шарля де Голля пролетали трассирующие пули, отрезая британское посольство от здания Капитолия.
— До ворот сотня футов, — прокричал Ник, пытаясь перекрыть грохот воцарившейся канонады.
— Давай попробуем добежать!
— Позже, не сейчас! Я не узнаю вон ту машину!
Облезлый фольксваген одиноко и обреченно стоял недалеко от них.
— Может, он начинен взрывчаткой! Кроме того, мне не улыбается торчать под пулями у ворот в ожидании, пока их нам откроют.
— Что же делать?
— Пока — ждать!
Они укрылись в углублении стены, размеры которого заставили их прижаться друг к другу. В какой-то сумасшедший момент Конни показалось, что они в душевой.
Над ними со свистом пронесся Снаряд и с грохотом разорвался в конце авеню у здания Капитолия.
В тусклом свете уличных фонарей она увидела лицо Ника. Оно было сурово, а его голубые глаза сверкали отблесками огня. Он закрыл ее уши своими ладонями, защищая ее от оглушающего грохота разрывов. Его пальцы запутались в ее волосах. Грубо он притянул ее лицо к своему и впился губами в ее губы.
— Все будет хорошо, — заявил он некоторое время спустя, его грудь вздымалась, вид у него был диковатый.
Они стояли, прижавшись друг к другу, а вокруг них темнота ночи распадалась от вспышек взрывов. Желание и страх смерти мешались, как аромат духов с запахом порохового дыма.
— Я люблю тебя, — прокричала она ему в ухо.
Его ответ утонул в грохоте. И вдруг свет фар огромного черного мерседеса, вырулившего неожиданно из-за угла, на мгновение ослепил их.
— Бежим! — крикнул Ник. — За автомобилем!
Воспользовавшись машиной как прикрытием они добежали до ворот и вместе с мерседесом влетели за ворота. Они не остановились, пока не добежали до дверей главного здания посольства. В пятидесяти футах сзади от них железные ворота со скрежетом закрылись. Рассеянно взглянув в сторону тех, кого он, быть может, только что спас, шофер направил посольский мерседес в гараж.
Ник застучал кулаком по двери, и она тут же открылась. Привратник, блеснув лысиной, поклонился.
— Добрый вечер, мистер Этуэлл! Надеюсь, вы приятно провели время.
От внезапно наступившей тишины Ник и Конни упали друг на друга, разразившись хохотом, и прерывались они только для того, чтобы глотнуть воздуха.
— Может, вы и ваша дама желают что-нибудь? Я к вашим услугам, сэр.
Конни обняла Ника за пояс и крепко к нему прижалась.
— Я даже не знаю, — сказала она, почувствовав в ногах слабость и облегчение на душе оттого, что они, наконец, оказались в безопасности.
Ник отрицательно покачал головой, продолжая смотреть ей в глаза.
— Нет, спасибо, Джеймсон.
— Хорошо, сэр. Я полагаю, посольство сейчас — самое безопасное место в городе.
Привратник бесшумно удалился, а Конни в изнеможении плюхнулась на мраморные ступени лестницы и смеялась до тех пор, пока у нее из глаз не потекли слезы. Ник стоял в недоумении.
— Эта территория всегда, при любых обстоятельствах, останется английской, — смеялась Конни.
Ник сел рядом:
— Что ты имеешь в виду?
— Вы все здесь такие невозмутимые?
— Нет, только в период опасности.
Убрав с лица Конни прядь волос, он нежно поцеловал ее.
— С тобой все в порядке?
Конни окинула себя взглядом и увидела свои босые ноги, разорванный подол черного платья и в разрывах свои белеющие бедра.
— В них совершенно невозможно бегать, — взяв за ремешки свои босоножки на высоком каблуке, она покрутила ими в воздухе. — А ты как?
Конни оглядела его лицо. Никаких ран и порезов. Губы сжаты, голубые глаза серьезны и обеспокоены, и она — причина этого беспокойства.
— Я бы, пожалуй, выпила немного, — сказала она, надеясь разогнать его опасения.
Его глаза еще больше потемнели, он встал, расправил плечи, выпятил грудь и принял тот невозмутимый вид, что говорил: всегда и везде, что бы ни случилось, он останется джентльменом.
Она позволила ему поднять себя со ступеньки и шагнула на следующую.
— Почему ты мне не сказала?
Конни испуганно вздрогнула, проследив за его взглядом. У своих ног она увидела пятна крови. На полу перед лестницей тоже была кровь. Кровь текла из-под ее ступней. Ее глаза испуганно округлились.
— Должно быть, я поранилась о камни, когда бежала.
— Или о битое стекло и о шрапнель, — он подхватил ее на руки. — Нужно оказать тебе первую медицинскую помощь.
Когда они преодолели следующий пролет, к Конни уже вернулось чувство юмора. Закинув бедро ему на живот и обвив его шею руками, она произнесла, растягивая слова:
— Мистер Этуэлл, вам никогда не говорили, что вы очень романтичный мужчина?
Ник скривился.
— С моей грыжей трудно оставаться романтиком.
Конни возмущенно фыркнула и отвернулась.
Спотыкаясь, он преодолел коридор, крутанул ручку и пинком открыл дверь своей квартиры. Войдя, он остановился и торжественно посмотрел ей прямо в глаза.
