Неонилла Самухина - Операция «КЛОНдайк»
Вечером, перед тем, как идти с пляжа на ужин, Есения вдруг решила, что все-таки нужно дать телеграмму родителям.
Собрав пляжные принадлежности и закинув их к Леониду в комнату, они направились к почте, которая находилась на окраине поселка.
На почте было безлюдно.
Скучающая над кроссвордом почтовая служащая оторвалась от своего занятия и подняла на них любопытный взгляд.
– Лабас динас, – приветствовала она их.
– Здравствуйте, – поздоровались они, а Леонид добавил: – Нам бы хотелось отправить телеграмму.
– Пожалуйста, нет никаких проблем, – улыбнулась женщина и протянула Есении бланк.
Сев за стол, Есения попросила у Леонида ручку и принялась заполнять бланк, вписывая свой домашний адрес.
– Смотри-ка, а номер вашей квартиры зеркален нашему, у нас – тринадцатый, а у вас – тридцать первый, – заметил Леонид, глядя ей через плечо.
– Ну и как тебе живется под таким номером? – поинтересовалась Есения, поднимая на него грустные глаза.
– Чудесно живется! – заверил ее он. – Думаю, и тебе тоже понравится…
Она быстро опустила глаза и продолжила заполнять бланк телеграммы.
Леонид несколько раз после их разговора у Домского собора пытался вернуться к своему вопросу: выйдет ли она за него замуж, но она всячески избегала обсуждения этой темы под предлогом, что ей нужно сначала вернуться домой и разобраться с родителями.
Отправив телеграмму, они вернулись в санаторий, поужинали, а потом решили в последний свой вечер в Юрмале погулять еще у моря.
Вечер был превосходный, солнце уже село, и лишь алевшая кромка неба подкрашивала волны, отражаясь в них розовыми бликами.
Они не спеша брели с Есенией под руку по песку, с удовольствием подставляя лица дувшему с моря свежему ветерку. Идиллию нарушали комары, шлейфом тянущиеся за ними.
У кромки леса на берегу стояли скамеечки.
По дороге лесной
Шел с красавицей милой,
И деревья вослед
Мне шептали: «Прощай!» —
вспомнились Леониду строчки неизвестного поэта.
Они присели на скамейку. Есения тут же принялась что-то чертить палочкой на песке.
Да, завтра они едут домой, и там все будет по-другому… Возможно, сложнее, чем здесь. Ощущение перемен уже реяло в воздухе.
Леонид, помня свое обещание, старался держать себя в руках, хотя ему это давалось все труднее.
Есения приподняла голову и долгим взглядом окинула Леонида. Он взял ее за руку, отобрал палочку и зашвырнул ее куда-то далеко за голову.
Он не пытался сам придвинуться к Есении, и не притягивал ее, а просто сидел, держа ее за руку, и глухо наливался желанием и отчаянием. Видно, он сильно сжал ее пальцы, потому что она поморщилась и вдруг сама придвинулась к нему.
– Ты так мучаешься, неужели ты… тебя так сильно ко мне… тянет? – спросила она смущенно.
– Да, меня очень к тебе тянет, – честно признался Леонид, наклоняясь к ней и зарываясь лицом в ее волосы. – Скажу больше: я безумно хочу тебя…
Она вздохнула и прислонилась к нему, не поднимая головы. Он тихонько поцеловал ее в шею. Она вздрогнула. Прикосновение к ее коже словно током пронзило его губы, а руки отчетливо ощутили сквозь легкую ткань кофточки ее тело. Как в тумане он начал осыпать поцелуями ее шею, плечи, волосы, не думая о последствиях и пытаясь добраться до губ, которые она все время от него прятала. В этот момент, проводя по ее спине рукой, он не почувствовал под тканью традиционной застежки, и ему стало жарко, когда он понял, что это означает…
Быстрым движением усадив Есению к себе на колени, он прижался лицом к ее груди и, почувствовав уже знакомую упругость, почти обезумел, целуя ее прямо через ткань. Его губы мгновенно наткнулись на что-то еще более упругое – это потревоженный сосок с готовностью откликнулся на его ласку, приподнимаясь ему навстречу. Леонид крепко обхватил его губами и сжал.
Есения вздрогнула, тело ее напряглось, а руки судорожно прижали голову Леонида к ее груди.
«О Боже, она не против!» – безумная надежда налила тело Леонида несгибаемой силой. Чуть не оборвав все пуговицы, он одним движением расстегнул ее кофточку, и освобожденная грудь скользнула по его губам. Не в силах больше сдерживаться, он припал к ней в страстном поцелуе.
Есения, запрокинув голову, прерывисто вздохнула и, выгнувшись ему навстречу, сильнее прижала к его губам нежную вершину своей упругой груди. Чем неистовее он ласкал ее, тем сильнее она прижимала его голову к себе.
Через несколько сумасшедших мгновений он почувствовал, как шевельнулись и ожили ее бедра, инстинктивно ищущие более тесного контакта с ним. Едва сдержав стон, он скользнул рукой вверх по внутренней стороне ее бедра. Но тут ее тело среагировало совсем не так, как он ожидал: Есения резко вскочила с его колен, чуть не вывернув ему руку, и молча кинулась от него прочь.
Оторопев на секунду от неожиданности, Леонид рванулся за ней следом.
Несколько раз он догонял ее, но она вырывалась с каким-то обреченным упорством. Ее обнаженная грудь, немыслимо красивая, вздымалась не то от страха, не то от бега.
Есения мчалась по берегу у самой кромки воды, и вдруг, споткнувшись обо что-то, упала в воду.
Здесь он ее и настиг.
Барахтаясь на мелководье, он обхватил Есению за талию и, удерживая ее на месте, пытался успокоить:
– Да что с тобой?! Если не хочешь – я не буду принуждать тебя! Ты чего испугалась? Или… у тебя этого никогда не было?
И уже предчувствуя ее ответ, но еще боясь его спугнуть, он начал таять от счастья и нежности к этой девочке…
Едва слышно она выдохнула:
– Да…
Он прижал ее всю мокрую и дрожащую к себе, покрывая ее лицо поцелуями, и шепотом поклялся ей на ухо:
– Я никогда не возьму тебя силой, любовь моя, и никогда не сделаю тебе больно!
Есению била дрожь.
– Дуреха, ты же вся вымокла, еще не хватало, чтобы ты простудилась! – сказал он, обхватив ее плечи и стараясь согреть своим телом.
Никакой речи о том, чтобы она шла в таком виде к Охмнетычу, не могло и быть. Они выбрались из воды и побежали вдоль берега к санаторию.
Все уже спали. Леонид тихонько открыл окно, оставленное незапертым днем, и помог Есении вскарабкаться в комнату.
Быстро стащив с себя мокрую одежду, Леонид остался в одних плавках и повернулся к Есении. Она стояла у окна, не шевелясь, и только подрагивала от озноба.
– Есения, тебе нужно раздеться, ты простудишься, – сказал Леонид и стал помогать ей снимать мокрую кофточку и юбку, складывая их на журнальный столик.
Когда на Есении остались лишь кружевные трусики, он нерешительно остановился. Свет луны, пробивающийся сквозь ветви деревьев в комнату, окутал серебристым сиянием тело девушки.
