Джоанна Росс - Тайные грехи
Мэтью слушал с невольным интересом. Как ни нравилось ему думать о себе как о человеке, который устоял перед мишурным блеском Голливуда, в минуты честного и трезвого анализа он признавал, что нелегко жить в Лос-Анджелесе и оставаться равнодушным к его славному прошлому.
– Многие считают, что кинематограф потянулся на Запад ради теплого климата, – продолжал Корбет, наслаждаясь возможностью блеснуть осведомленностью. – Но на самом деле главной причиной было нежелание делиться прибылями от каждого фильма с Томасом Эдисоном. Вы, должно быть, знаете: это его изобретение.
Мэтью кивнул и отпил ледяного темного пива.
– В трех тысячах миль от Нью-Йорка удобнее пиратствовать.
– Вот именно. – Корбет взял из вазочки маслину. Для постоянных посетителей здесь ставили дополнительную порцию маслин. Корбет принимал это как должное. Прожив всю жизнь в Голливуде, он привык к знакам внимания, которые в других местах оказывались только царствующим особам.
– Вот зачем, – продолжил он, – и нужны менеджеры: защищать интересы творцов от произвола владельцев студий.
Мэтью проникся доверием.
– Хочу быть с вами откровенным… Корбет махнул рукой.
– Отец дал мне один полезный совет: не обсуждать дела на голодный желудок.
Он подозвал официанта. Тот мигом принес меню.
– Вы не ошибетесь, если закажете домашний пирог с запеченным цыпленком, – даже не заглянув в карточку, заметил Корбет. – Хотя лично я предпочитаю жаркое.
Мэтью дал себе слово не играть в голливудские игры, однако у него хватило ума сказать:
– Жаркое звучит заманчиво.
Корбет Маршалл не верил в приметы. Тем не менее он был доволен собой и не скрывал этого.
– Ну так что же? – не выдержала Ли, ковыряя вилкой в цуккини по-флорентийски. Замечательная вещь, но нетерпение притупило вкус.
– Что – «что»? – лукаво спросил Джошуа.
Он прямо-таки лучился счастьем! Но сколько можно тянуть? Ли погрозила ему ломтиком хлеба.
– Тебя можно привлечь к суду за применение нравственной пытки.
Джошуа ухмыльнулся.
– Сначала о главном.
Он вытащил из кармана пиджака перевязанную ленточкой коробочку. Ли мгновенно узнала эту голубую, как яйцо малиновки, упаковку: видела у Тиффани. Отец признавал только первый класс во всем и ее приучил к тому же. Он стал развязывать ленточку. Ли замотала головой.
– Ты меня испортишь.
– Чепуха. – Джошуа ласково коснулся пальцем лица дочери. – Принцессу невозможно испортить.
Ли слегка отстранилась. Она пришла к выводу, что люди делятся на две категории: тех, кто стремится к физическому контакту, и недотрог. Тина Маршалл, к примеру, не могла держать руки при себе: они порхали, как изящные птицы, совершая ласковые, поощрительные прикосновения. Не было никакой возможности сохранять дистанцию. Марисса принадлежала к тому же типу. И Джошуа.
А Ли – нет.
– Ох! – вырвалось у нее при виде сережек из черных, с павлиньим блеском жемчужин, таких больших, что трудно было поверить в их подлинность. Но сомневаться не приходилось.
Джошуа нахмурился.
– Не нравятся?
Не в силах удержаться, Ли потрогала блестящее чудо.
– Как они могут не нравиться? Но ведь это страшно дорого?
Джошуа пожал плечами.
– Пусть это тебя не волнует. Мне несколько раз подряд повезло в «баккара». И потом, – он накрыл ее ладонь своей, – ты стала очень красивой женщиной, Ли. А красивым женщинам к лицу жемчуг – самый женственный из драгоценностей мира. И самый романтичный.
Ли отвела глаза; к щекам хлынула кровь. Зачем отец говорит ей такие вещи? Она и так знает, что под напускной грубостью в нем таится романтик – иначе зачем бы он стал заниматься кинопроизводством? И все-таки ее смущали его комплименты.
– Нет, правда, папочка, – она принужденно засмеялась, – не надо. Страшно подумать, что случится, если люди узнают, какой ты чувствительный.
Джошуа откинулся назад и усмехнулся, поднося к губам бокал «скотча».
– Да уж, они бы меня не пощадили.
В последний раз полюбовавшись сережками, Ли спрятала коробочку в сумку из крокодиловой кожи от Гаччи и положила руки на стол.
– А теперь расскажи во всех подробностях: что мы все-таки отмечаем?
– Я договорился о финансировании для «Опасного». На это Ли и надеялась. Но в последние годы было столько разочарований, что она воздержалась от откровенного выражения радости.
– С кем?
– Не «с кем», а «с чем». Нам обещает деньги крупная компания по рекультивации земли. Они стремятся вкладывать капитал в разные виды бизнеса.
– Кто президент компании? И почему из всех сценариев они выбрали именно «Опасного»?
– Ей-богу, Ли, ответ на второй вопрос очевиден. Не ты ли трубила почти на всех перекрестках, что «Опасный» тянет на «Оскара»? Кроме того, – почти брюзгливо добавил он, – твой старый отец – специалист по уговорам.
– Я знаю о твоих разносторонних талантах. Но ты так и не сказал, кто конкретно эти великодушные, дальновидные бизнесмены?
Джошуа не привык обороняться.
– Ты их не знаешь. И какая разница? Нам дали деньги, Ли, – это единственное, что имеет значение!
Уклончивость отца ставила Ли в тупик. Но она знала: на него нельзя давить, – и попробовала обходной маневр:
– Мне хотелось бы с ними познакомиться.
– Разумеется, – с каменным выражением лица уронил Джошуа. – А теперь, с твоего разрешения, я закажу десерт. Если, конечно, родная дочь не потащит меня сию же минуту в полицию и не потребует проверки на детекторе лжи.
Ли подавила вздох разочарования. Как человек, обладающий огромной властью, отец мог бы и не опускаться до личных обид.
– Не надо драматизировать. Я лишь хотела получше представить себе подробности сделки.
– Оставь подробности юристам. Главное – я договорился об инвестициях.
– Но…
Джошуа грозно сощурил глаза, и она осеклась.
– Я предпочел бы пирог с сыром, – сказал он официанту. – А ты, Ли?
Она чертыхнулась про себя: не закатывать же отцу сцену у всех на виду. Это только подстегнет злые языки, породит новые слухи о неладах на студии «Бэрон».
– Обойдусь без десерта. – Она постаралась вложить в свою интонацию больше уверенности, чем чувствовала. – Поеду-ка я на студию – еще полно работы.
Джошуа сам настоял, чтобы она отменила все деловые встречи, но теперь был не расположен продолжать разговор.
– Хорошо. Увидимся дома.
Ли уловила во взгляде Джошуа разочарование. Он всегда тяжело переживал их размолвки, и, хотя слишком тесное сотрудничество неизбежно чревато конфликтами, каждый раз Ли чувствовала себя виноватой. Она наклонилась и чмокнула отца в щеку – как клюнула.
