Эдуард Володарский - Террористка Иванова
— Ух ты-ы… — вновь изумленно выдохнула Галка. — Кошмар какой… Как же ты теперь без руки?
— Как видишь… — Витька стал заматывать повязку, у него плохо получалось, и Галка вмешалась:
— Дай помогу… — Она взяла бинт, ловко намотала его на обрубок, завязала, и Витька натянул кожаный колпачок.
— Порядок, — сказал Витька. — Спасибо.
— Не болит? — спросила Галка.
— Нет… только снится часто.
— Кто снится?
— Рука… я пальцами во сне шевелю, будто они снова выросли.
— Отпа-ад… — прошептала Галка. — Чума-а… А как же… Она бросилась на тебя, да? Ты ее дразнил?
— Да я ее и не видел. Она из тумана выскочила и — на меня.
— Страшно было?
— Страшно… Я закричал, когда она бросилась. — У Витьки и теперь глаза были большими и черными от страха.
— А собаку что, усыпили?
— Ее мой папа застрелил, — с некоторой гордостью сказал Витька. — Прямо в голову ей. Наповал.
— Жалко… я люблю собак…
— Она мне руку откусила! Меня тебе не жалко?
— Собака не виновата, — очень рассудительно сказала Галка. — Хозяин виноват. Все собаки очень добрые.
— Есть и злые, — возразил Витька.
— Если хозяин злой, то и собака будет злая.
— Откуда ты знаешь?
— В книжке про собак прочитала. Папу уговариваю щенка купить — пока не получается. Но я его все равно дожму… — Галка протянула Витьке жвачку: — На, пожуй.
Витька выковырял из упаковки две белые подушечки, положил в рот и стал жевать.
В комнате оперативников зазвонил служебный телефон, и все вновь уставились на него. Полина посмотрела на Голубева.
— Это он… майор звонит. Возьми трубку и скажи, чтобы топал сюда.
— Сама скажи, — ответил Голубев.
— А что? И скажу! — Полина взяла трубку и тут же услышала голос майора Пилюгина:
— Эй, кто там на проводе? Голубев, ты? Почему трубку не берете — звонил сто раз. Почему мобильники ни у кого не отвечают? Что у вас там происходит? Кто у телефона?
— Я у телефона, Полина Иванова, мужа которой ты упрятал в тюрьму, майор, и мой муж там помер. Вспомнил, Пилюгин? Мне тебя до смерти увидеть хочется. Так что приходи поскорее, мы тебя тут все с нетерпением ждем. А если не придешь, то… — Полина вдруг протянула трубку Голубеву. — На, объясни ему, что будет, если он не придет.
Голубев взял трубку. Полина потверже уперла ствол револьвера в сумку и положила палец на спусковой крючок.
— Голубев слушает, товарищ майор. Да, Полина Иванова здесь. Не знаю, как она прошла к нам, не знаю. Да, револьвер… и если бы только револьвер, товарищ майор. У нее с собой еще бутылка нитроглицерина!
— Какого нитроглицерина? — закричал Пилюгин, стоя в нескольких шагах от подъезда в райотдел, и пот выступил у него на лбу. — Откуда он у нее взялся? От сырости? А может, она этот нитроглицерин из-под крана на кухне набрала? Она вас на понт берет, а вы поверили! Опытные опера! Или кто вы? Чайники? Как взорвала? При вас взорвала? И что? Каплю? Ну, понял я, понял… Подожди, Голубев, я сейчас… — Пилюгин достал из кармана платок и промокнул взмокший лоб.
Из подъезда выходили милиционеры, некоторые с недоумением оглядывались на Пилюгина. Один капитан спросил:
— Случилось чего, Пилюгин?
— Что? Нет, нет, ничего… это я со своими базарю…
— А-а, а то вид у тебя… Ну, ладно…
Пилюгин отошел подальше от подъезда, снова заговорил в трубку:
— Так, я понял. Чего она хочет? Меня? Понял, понял… За что? У нее крыша поехала, Голубев. Никак эту бутыль у нее отобрать нельзя? А вы пробовали? Понимаю… Давно так сидите? Тяните время, тяните! Она устанет так сидеть, понимаешь, устанет! В туалет захочет, в сон потянет… А я сейчас спецназ вызову… Что значит не надо? У тебя чего, Голубев, тоже крыша поехала?
— Ну-ка, дай я ему скажу, — потребовала Полина, и Голубев послушно протянул ей трубку.
— Надеешься, что устану, да? В туалет захочу? Бдительность притупится? Не надейся, Пилюгин, я этого не допущу. Я не буду ждать, пока ты спецназ организовывать будешь. Я тебе даю еще час. Если ты сюда не придешь один и без оружия, я взорву всех твоих оперов. Да, и себя, конечно. Нет, Пилюгин, тебе этого не понять — как это можно так с собой покончить? И не напрягайся, все равно не поймешь. Твои подчиненные погибнут, а ты жить останешься — трусом! И твои сослуживцы, и начальство — все будут знать, что ты трус, понял? И жена твоя будет знать, кто ты на самом деле. И дети твои вырастут и узнают, что их папаша — трусливая шкура! Своих товарищей подставил, чтобы свою шкуру спасти! — Она вся вздрагивала от ярости, и палец на спусковом крючке нервно дергался. — Тут так рванет, Пилюгин, что не только твои подчиненные пострадают — тут весь этаж разнесет! Так что приходи, тогда твои ребята смогут спокойно уйти… У тебя час есть, товарищ майор! — и Полина швырнула трубку на аппарат, яростными глазами посмотрела на оперов. Опера молчали, смотрели на Полину.
— Поняли, что я сказала? Час у него есть. И у вас — тоже… — Она выудила одной рукой сигарету из пачки, щелкнула зажигалкой, продолжая сжимать в другой руке револьвер, приставленный дулом к черной сумке.
Пилюгин выключил мобильник и сунул его в карман. Он стоял, словно оглушенный, ничего не соображая. Медленно он добрел до своих «Жигулей», тяжело уселся на заднее сиденье, откинулся и закрыл глаза.
— Что с тобой, папа? — спросила Галка. — Заморочки на работе?
— Да… — едва слышно ответил Пилюгин, не открывая глаз.
— Большие?
— Да.
— Что будем делать? — строго спросила Галка.
— Подожди, Галчонок… дай сообразить, в какую задницу я попал…
Галка и Витька послушно молчали, жевали жвачку. А Пилюгину вдруг вспомнилось…
— …Я полагаю, майор, после всего, что произошло, он не будет ходить на свободе? — спросил Муравьев, вальяжного вида, холеный мужчина лет сорока пяти, в дорогом костюме и очках в золотой оправе.
— Так он и так арестован, — не понял Пилюгин.
— Я хочу сказать, чтобы его до суда не выпустили под подписку о невыезде.
— Ну, это как прокурор с судьей решат. Мое тут дело десятое.
— Не так, майор, не так. Если вы сделаете соответствующее представление, его оставят в тюрьме до суда. Поймите меня правильно, я только недавно выписался из больницы, так что второго покушения на мою жизнь мне не нужно… И вообще, мне хотелось бы, майор, чтобы следствие шло побыстрее и, как говорится, со всей пристрастностью. Чтобы этот сумасшедший чеченец, то бишь герой чеченской войны, получил на всю катушку, вы меня понимаете?
— Суд решать будет, уважаемый…
— Но решение суда будет зависеть от выводов следствия и заключения прокуратуры. Вот мне и хотелось бы, чтобы на суде прокурор потребовал максимального срока наказания. И я готов соответствовать… стимулировать, так сказать…
