Ольга Дашкевич - Чертово лето
— Совершенно верно, — с готовностью подтвердил он. — Разве я не представился?.. Я удивительно рассеян сегодня! И в этом нет ничего необычного, мисс Верник, — наш городок нечасто посещают такие женщины, к тому же, я как раз собирался звонить вам завтра — и вдруг вы здесь сама, собственной персоной… Есть отчего сойти с ума, а не только стать рассеянным! Каюсь и готов искупить свою вину на коленях!
Он и в самом деле опустился на одно колено, склонил голову и представился:
— Алекс Попович, адвокат. Могу ли я рассчитывать на то, что вы когда-нибудь простите мне мою невоспитанность?
У него была правильная речь. Пожалуй, слишком правильная. Наши иммигранты так не разговаривают. В том, как он говорил, какие слова употреблял, чувствовался странный наигрыш, как будто кто-то пригласил актера, чтобы он исполнил роль отлично образованного и хорошо воспитанного удачливого адвоката «из бывших». А, может быть, так оно и было — актер?.. А что же Андрей Саарен? Тоже актер?.. У меня заболело сердце. Саарен-младший, с его глазами цвета неба в Париже, с его ложбинкой на подбородке, с его твердым ртом, который, наверное, так приятно целовать?..
Стоп-стоп, — сказала я себе. Целовать и все остальное будем потом. Если выживем и унесем отсюда ноги.
Мне все меньше нравился мой радушный хозяин, или кто он там… адвокат? Ха!
Но я сделала вид, что поверила ему, и расправила плечи, демонстрируя безупречную грудь — это всегда деморализует мужчин.
— Я вас слушаю, мистер Попович.
— Можно просто — Алекс, — расцвел он в белозубой улыбке.
— Хорошо, Алекс, я вас внимательно слушаю.
Саарен-младший отвернулся к окну, но по его напряженной спине я видела, что он тоже внимательно слушает.
Брюнет сделал невероятно серьезное и деловое лицо, откуда-то, как по мановению волшебной палочки, появилась страшно дорогая и респектабельная кожаная папка с бумагами, и этот слишком красивый и воспитанный для адвоката тип принялся вовсю сыпать юридическими терминами. Из его тронной речи я поняла только то, что папенька оставил мне, кроме Фонтанного дома, купленного от ностальгических чувств, несколько участков земли в разных штатах — некоторые из них с постройками, — три лошадиных фермы, две квартиры: одну в Челси, другую в Риме, скромную сумму в полтора миллиона долларов, которая ждет меня в банке, еще, по самым приблизительным прикидкам, парочку миллионов, вложенных в драгоценные камни, и, самое главное, великолепный, еще не полностью разработанный прииск в Южной Америке.
Думаю, этот липовый адвокат ждал, что я упаду в обморок или стану биться в истерике от негаданно свалившегося на меня богатства. Всякий бы так и сделал! Но я как-то всего этого в полном объеме представить себе не могла, поэтому моя реакция, я думаю, его разочаровала.
Я отреагировала следующим образом: откинулась на спинку кресла, вытянула ноги, поднесла к глазам рюмку с коньяком и, разглядывая ее на свет, задумчиво произнесла:
— Хм… И что я должна делать?
Брюнет внезапно слегка побледнел под загаром и — вот невежа! — ничего не ответил даме. Я с удивлением посмотрела на него. Его взгляд был сосредоточен на моем лице, и до меня дошло, что происходит. Он, несомненно, решил, что я рассматриваю содержимое рюмки на свет и что-то там заметила. Значит, там что-то было?!.. Какое счастье, что я еще не выпила ни глотка! Ну, погоди, крапивное семя, выразилась я не совсем вразумительно: кажется, в прежние времена крапивным семенем называли вовсе не адвокатов, а кого-то другого. Но мне это было неважно. Я сделала вид, что пью. И заметила поверх края рюмки взгляд, которым обменялись эти два негодяя.
Сердце мое болело уже невыносимо. Ах, Андрюша, — подумала я горестно, — ты такой же подлец и преступник, как все остальные! Какую-то секунду мне хотелось выпить этот проклятый коньяк, в который явно было что-то подмешано, — просто для того, чтобы избавиться от обиды и боли. Но умереть от этого мне бы не удалось, а мне хотелось именно умереть. Впрочем, через секунду я вспомнила Сенечку, Горчика, Яна Саарена и его брата и незаметно выплеснула содержимое рюмки под стол. А потом опустилась в кресло и улыбнулась Саарену-младшему самой нежной из своих улыбок.
Глава 14
Глядя в склонившееся ко мне лицо Энди, я изо всех сил старалась не потерять самообладания. Это было трудно. Если я выпила коньяк, то как и когда должна последовать реакция?.. Эх, надо было мне, прежде чем отправляться сюда, прочитать все, что можно, о действии разных наркотиков и хотя бы приблизительно прикинуть, какой из них будут использовать мои враги. Я должна потерять сознание? Или начать нести чушь?.. Что мне, вообще, делать, знать бы хоть приблизительно!..
Напустив на всякий случай туману в глаза, я пролепетала:
— Простите, господа, кажется, я слишком много выпила… — и, прикрыв глаза ресницами, опять поймала взгляд, которым обменялись хозяева. Во взгляде Алекса Поповича явственно читалось торжество, выражения глаз Энди я не видела, но мне почему-то казалось, что он не слишком рад происходящему.
Адвокат подлетел ко мне и предупредительно наклонился, отодвигая Энди плечом:
— Вы плохо себя чувствуете, мисс Верник? Не хотите ли подняться к себе в комнату?
— Да, пожалуйста, — простонала я, делая вид, что совершенно ослабела и сейчас потеряю сознание. — У меня кружится голова…
После этого я издала слабый хрип и сползла с кресла на пол.
— Отлично, — вполголоса произнес адвокат, видимо, решив, что больше нечего меня стесняться. — Энди, оттащи ее наверх и возвращайся в кабинет. Я пойду проверю, все ли в порядке внизу.
Я закрыла глаза и позволила Саарену-младшему взять меня на руки. Он проделал это гораздо бережнее, чем можно было предположить, зная их цели. Я полностью расслабилась, изображая мертвое тело, но, несмотря на это, он взобрался со мной по лестнице легко и проворно, даже дыхание не участилось. Это, кстати, показалось мне обидным. Я еще не встречала мужчин, чье дыхание не учащалось бы от такой тесной близости со мной. Но, может, он просто не любит наркоманок.
Наверху мой рыцарь осторожно опустил меня на кровать. Я ждала, что он уйдет, но он почему-то не уходил. Я чувствовала, что он стоит надо мной и пристально смотрит мне в лицо. Я затаила дыхание, боясь, что трепет ресниц меня выдаст. Почему он не уходит? Догадался, что я притворяюсь?.. Теплая ладонь слегка коснулась моей щеки, и я чуть не открыла глаза. Слава Богу, что не открыла!
Он убрал руку, постоял еще немного и ушел: дверь спальни тихонько хлопнула.
Я полежала, выжидая, но все было тихо. Чуть-чуть приподняв ресницы, я осмотрелась. В комнате никого не было. Откуда-то снизу доносились едва слышные шаги, какие-то голоса — кажется, в одной из нижних комнат работал телевизор.
