Рина Зелиева - Аквамариновое небо (СИ)
А что я не умерла, знала голая ветла
И еще перепела с перепелками…
Мари допела песню и задумчиво перебирала струны гитары, когда почувствовала на себе внимательный взгляд. Она подняла голову и встретилась глазами в Реном.
— Как это исстари ведется и в жизни происходит сплошь, он незаметно подкрадется, когда его совсем не ждешь, — констатировала она факт.
— Ты просто увлеклась. Красиво, кстати, поешь, — Ринар прошел на кухню, — Спой еще что-нибудь.
— Нет, — тихо, но твердо ответила девушка.
Ринар удивленно поднял бровь.
— Я пою только для себя и в компании людей, с которыми мне приятно общаться, — пояснила она.
— Значит со мной тебе неприятно общаться?
— А должно было бы?
Ринар подошел к ней. Одной рукой он обхватил ее талию, заставив спуститься с подоконника, и прижал к своему телу. Другой взял Мари за затылок и запрокинул голову. Потемневшие, почти черные глаза встретились с болотно-зелеными, в которых плескался безудержный гнев.
— Обиделаа...сь. Не-на-до. Это просто бесполезно. Мне, знаешь ли до куда, все твои обиды, — он наклонился к ее лицу.
Его язык медленно обвел ее губы, раздвинул их, проникая внутрь, сталкиваясь с ее языком, и начал там свой неспешный пленяющий танец.
Мари пыталась увернуться, упираясь ладошками в его грудь и отталкивая, но руки Рена только еще сильнее сжали ее. Девушка дрожала, чувствуя себя беспомощной. Она ощутила, как где-то внутри нее начинает тлеть, постепенно разгораясь, пламя страсти, захватывая неуправляемым потоком каждую клеточку ее сущности. Ощущая только удовольствие, которое вытеснило все: обиду, злость, желание сопротивляться. Мари выгибалась в руках мужчины, прижимаясь к нему сильней, чувствовала животом его напрягшуюся плоть. Рен ощущал каждый изгиб ее молодого податливого тела, стремящегося ему навстречу в порыве сладострастия. Он понимал, что может опять потерять контроль над собой и взять ее прямо здесь, на холодном подоконнике, грубо и неистово. Ринар прервал поцелуй, взял ее за руку и повел наверх в спальню.
Стараясь ухватиться за остатки разума, понимая, что должна противостоять ему, Марисса начала упираться и попыталась освободиться. Тогда Рен, закинув ее как пушинку на плечо, дрыгающую ногами и возмущающуюся, занес в комнату и не очень-то бережно опустил на кровать.
Мужчина стал вытаскивать ремень из брюк. Мари похолодела: "Он что, меня за малейший проступок или вызов лупить будет?" Она вскочила и рванулась к двери, стараясь убежать. Перехватив ее на полпути, Рен быстро вернул девушку в исходное положение. "До чего же он сильный", — Мари все равно отчаянно сопротивлялась. Руки, сжимавшие ее, были как стальные тиски, подавляя малейшее стремление вырываться. Осознание своего бессилия и беззащитности перед лицом надвигающейся опасности заставило Мари пронзительно закричать:
— Пусти, пусти! Ну что я тебе опять сделала? — она снова предприняла попытку улизнуть, но вновь была поймана.
Прижимая Мариссу к себе спиной, он изучал губами шею девушки. Горячее дыхание Рена обжигало ее кожу, выдавая возбуждение, охватившее его и отдававшегося отголосками в каждой клеточке ее тела.
— Говоришь, общаться со мной не нравиться?
Он развернул Мари и, удерживая рукой за затылок, завладел ее губами. Дернувшись еще пару раз, она сдалась на волю победителя. Неторопливые дразнящие движения его языка у нее во рту, зовущие погрузиться в пучину плотских удовольствий, вызвали сладостное томление во всем ее теле. Оно уже не больше не подчинялось ей, живя отдельной от сознания жизнью. Устремляясь навстречу его губам, она отдавалась его рукам, чувствуя, как возрастает желание внутри нее, которому уже нет сил противиться. Мари хотела этого мужчину, хотела погрузиться вместе с ним в безбрежный океан наслаждений, и к черту здравый смысл.
Опрокинув девушку на кровать, Ринар освободил ее от одежды и связал руки ремнем, прикрутив их к спинке кровати. Разделся сам и лег рядом. Его пальцы скользили по впадинке между двух небольших упругих грудей, теребили, сжимали соски, гладили нежный живот, округлые бедра. Вскоре к ним присоединились язык и губы, а настырные пальцы уже хозяйничали в ее интимном местечке, увлажнившимся от желания. Мари вся трепетала от прикосновения его жадных горячих пальцев. То, что он ими делал, сводило ее с ума. Но ей хотелось большего, и она стала подаваться бедрами в такт движениям его руки. Каждая молекула ее тела вспыхивала жарким пламенем, хотелось приникнуть к его твердому телу с рельефно выступающей мускулатурой, его гладкой коже, почувствовать аромат этого великолепного самца, такого жестокого, неумолимого, не знающего жалости хищника.
— Ринар, — тихо проговорила девушка, — развяжи меня, ну пожалуйста. Я не буду сопротивляться. Правда, правда.
— Не будешь, — согласно отметил Рен, но руки, все же, развязал, отлично понимая, что полной капитуляции долго ждать не придется.
Пылкий взгляд его темных глаз завораживал, пленял своей страстью. Марисса подалась к нему, вжимаясь в мужчину, и сама в смертельной жажде приникла поцелуем к его губам. Рен сильно, до боли прижал девушку к себе, ее послушное в его руках, гибкое, как пластилин, тело. Оно действовало на него, как приворотное зелье. Рен потерял контроль над собой в ту же самую секунду, когда Мари, перестав соображать, отдалась своему влечению и бушующим в ней чувствам. Все вокруг разом исчезло: остались только они вдвоем внутри своего магического круга.
Крепко удерживая Мари за пухлую попку, Рен, сидя на корточках, поднимал и опускал ее на свой твердый горячий орган, заставляя двигаться их тела в беспощадном, неослабевающем ритме древнего как мир танца. Под аккомпанемент из судорожных вздохов, всхлипов и стонов они утопали в блаженстве, удовлетворяя свою дикую жажду. Их губы отпускали и находили друг друга, жадно впиваясь, обжигая и требуя еще. От ощущений неистовых мощных движений его тела у себя внутри, девушка содрогалась, с каждым толчком приближаясь к тому, чего бессознательно желала и стремилась всем своим существом. Достигнув пика удовольствия, она утонула в жаркой волне величайшего наслаждения, задыхаясь и крича от избытка выплескивающихся эмоций. Ощущая ее дрожь, плотно сжимающиеся мышцы ее лона вокруг своей плоти, Рен глухо зарычал. Они сдавливали и пульсировали, высасывая его до последней капли. Казалось, каждая клеточка его тела взрывалась вновь и вновь, с каждой ее судорогой, затапливая огненной лавой безграничного блаженства. Вместе добравшись до апогея чувственного удовольствия, они одновременно перенеслись в земной рай, купаясь в волнах наступившего сладостного удовлетворения и слившись телами, не желали отпускать этот момент полного единения, даря друг другу тепло и нежность.
