Елена Яковлева - Уйти красиво
— Скажи, Поздняков, ты тоже считаешь меня стервой?
А вот это уже нечто новенькое. Прежде, сколько он помнил, комплексом вины она не страдала!
— Почему это я должен считать тебя стервой? — осторожно поинтересовался Николай Степанович.
— Ну… тебе я тоже подлянок наделала достаточно. Ты что, забыл, что я тебя бросила?
— Ах, вот ты о чем! Все уже давно быльем поросло.
Она посмотрела на него с интересом:
— Ну ты святой или… или ты никогда меня не любил!
Поздняков рассмеялся.
— Вот уж женская логика, ничего не скажешь. Так кто же, в конце концов, кого бросил: ты меня или я тебя?
Рука, в которой она держала бокал, дрогнула, и шампанское пролилось на платье, но Лариса этого даже не заметила. Она и пришла к нему здорово навеселе, а теперь, когда она добавила шампанского на старые дрожжи, ее совсем развезло. Маленькая птичка под названием «нежность» села Позднякову на плечо и выпустила свои крохотные остренькие коготочки.
— Скажи мне все-таки, что с тобой происходит? — спросил он внезапно охрипшим голосом.
— Со мной происходит, со мною происходит… — пробормотала она, роняя голову на грудь. — Наверное, я просто… Ты веришь, что каждому воздастся? — Лариса вскинула голову и посмотрела ему в глаза. — У меня такое чувство, что именно это со мной и происходит — мне воздается по заслугам. Я много грешила, много интриговала, воспринимала жизнь как игру. Стоит ли удивляться, что я в этой игре проиграла? Главное, главное… я и сама знала, что далеко не ангел. Конечно, я взбалмошная, резкая, но никогда не думала, что меня будут так ненавидеть…
— Кто тебя ненавидит? — воскликнул Поздняков.
— Все, все, кроме тебя. А я-то возомнила себя священной коровой, надо же! Прочитала пару хвалебных отзывов о себе, добилась высоких гонораров и решила, что перешла рубикон, за которым остались печали и неудачи, а впереди — только манна небесная. А она, между прочим, не бесплатная… Почем манна небесная для модной писательницы Ларисы Кривцовой? Ох, дорого!
Она говорила пылко и малопонятно, отчаянно жестикулируя и щедро расплескивая шампанское.
— А знаешь, какая самая главная моя глупость? Хочешь, скажу? Теперь уже можно.
Поздняков кивнул, осторожно придерживая ее руку с бокалом.
— Главная моя глупость… нет, ошибка в том, что я не осталась с тобой! — торжественно провозгласила она.
— Так в чем же дело, оставайся теперь, — предложил он скорее в шутку, понимая, что в ней скорее всего говорило выпитое вино, а не чувство. — Куда ты пойдешь, уже второй час ночи, — он мог бы добавить: и в таком состоянии — но пощадил ее самолюбие.
— Соблазняешь, старый сыщик? — погрозила она пальцем и добавила бесшабашно: — А, пожалуй, я и впрямь останусь. Торопиться мне некуда, дома, чай, не семеро по лавкам, а даже наоборот. — Тут она опять погрустнела. — Знаешь, сегодня я одна не засну. Чего доброго пойду искать приключений на свою грешную, пьяную голову, либо… либо…
— Вот и отлично, отлично! — подхватил Поздняков. — Если, конечно, моя компания тебя устроит… Развлечений, правда, особых обещать не могу, зато предлагаю этот диван. Сейчас принесу свежее белье, — засуетился он.
Лариса его удержала, неожиданно крепко вцепившись в рукав его рубашки тоненькими пальчиками:
— Постой, постой…
Поздняков снова сел, а она положила свое маленькое, остренькое личико постаревшего мальчика ему на грудь и горячо задышала в лицо:
— Если со мной что-нибудь случится, если я внезапно умру, не оставляй этого так, не смиряйся, как все, не успокаивайся, не останавливайся на паре скупых мужских слез и красной розе со сломанным стеблем… Постой, постой, дослушай до конца… Пожалуйста, не соглашайся с моей смертью, люби меня и дальше, иначе все бессмысленно…
Поздняков погладил ее жесткие от лака волосы. Лариса была тщательно причесана — волосок к волоску.
— Ну что еще за разговоры о смерти?
— Считай, что я тебя наняла частным детективом на случай собственной неожиданной смерти, — хохотнула она, как всегда, непредсказуемая — разговоры о смерти сквозь смех? Но когда она подняла лицо, в глазах у нее стояли слезы.
Поздняков, порядком обеспокоенный, попытался ее успокоить, но Лариса неожиданно потеряла всякий интерес к теме собственной смерти.
— Хочу спать, — заявила она тоном капризного ребенка. — Могу я, кстати, принять душ?
— Разумеется. Тебя проводить?
— Вот еще, — усмехнулась Лариса, — как-нибудь сама дорогу найду. — Она встала и, пошатываясь, двинулась из комнаты, ступая по паркету ногами, обтянутыми чулками, с маленькой изящной ступней.
Пока Лариса оставалась в ванной, Поздняков курил на кухне у приоткрытого окна. Если бы кто-нибудь спросил его, что он чувствовал, он бы только неопределенно пожал плечами. В одинокой жизни Николая Степановича Позднякова Лариса Кривцова была чем-то вроде стихии, как, например, зной или ураган, — явлением, не поддающимся корректировке. Сегодня свалилась точно снег на голову; завтра, подобно тому же снегу, растаяла в эфире недосягаемости. Все, что он мог, это принимать ее необъяснимость со стойкостью истинно верующего.
Приняв душ, она буквально рухнула на диван и сразу же заснула. Поздняков посидел рядом с ней, послушал спокойное дыхание, поправил одеяло и решил, что, пожалуй, ему тоже пора на боковую. Когда он уже выключил настольную лампу, Лариса неожиданно сказала:
— Уходишь, старый сыщик? Неужели ты меня больше не хочешь?
Поздняков с полминуты тихо постоял и вышел из комнаты. То, что он испытывал к Ларисе, давно уже находилось за пределами всяческих страстей и желаний.
— Ну, беги, беги, заяц, или кролик, — крикнула она ему вслед. — Тебе легко, ты всегда жил, не вылезая из собственной скорлупы. Небось даже не знаешь, что такое комплекс Сальери…
Утром Лариса выглядела вялой и была неразговорчивой, отказалась от завтрака; предложенную Поздняковым рюмку тоже не приняла, что принесло ему тихую тайную радость. Сухо попрощалась.
— Подожди, — сказал ей Поздняков, — сейчас выгоню из гаража машину и отвезу тебя, куда скажешь.
— Не надо, — отмахнулась она, — я быстрее поймаю такси.
Громкий хлопок входной двери, усиленный сквозняком, — душное июльское утро обещало нещадную жару к полудню, — и вот она была уже внизу, на асфальте, почти нереальная в своем необычном платье. Взвизгнули тормоза — остановился автомобиль, и все: Лариса словно и не переступала его порога.
— Ну что же, — Поздняков прогнал печаль мудрой улыбкой, — она еще как-нибудь заглянет на огонек.
О том, что она однажды останется здесь навсегда, он уже давно не мечтал.
