Неонилла Самухина - Операция «КЛОНдайк»
– О Господи! – опять воскликнул Леонид, прижимая к себе Есению. – Я не переживу, если вновь тебя потеряю!
– Ты меня больше не потеряешь! – уверенно пообещала ему Есения и поцеловала его в краешек рта.
Прибежавший с уже открытой бутылкой дорогого вина Кондратюк, возбужденно разлил темно-красный напиток по бокалам и предложил «уважаемой Есении Викторовне» выпить за науку.
Та молча отсалютовала ему полным бокалом.
– Дорогая, ты особо не увлекайся! – обеспокоенно сказал Леонид, глядя на Есению, подносящую к губам бокал. – Не забывай, что ты не одна…
– О, не беспокойтесь! – перебил его Филипп. – Вина много, я еще принесу…
– Я не имел в виду, что нам не хватит вина, – усмехнулся Леонид и многозначительно положил руку на живот Есении.
От его жеста покраснели оба – и Есения, и Филипп, наконец, сообразивший, что Леонид намекает на беременность жены.
Торжественность, которую так хотел придать этой минуте Кондратюк, была скомкана, поэтому, выпив свое вино, он ретировался, оставив Есению и Леонида ненадолго в покое. Он даже перестал настаивать на их выходах в общую кают-компанию на обеды и ужины. Китайский этикет не имел для него такого большого значения, как он говорил, и теперь, после услышанного от Есении, он думал только об одном – как бы скорее добраться до места и благополучно передать драгоценного «носителя информации» своему руководству. Думая об этом, он вдруг представил, что Есению могут у него отобрать где-нибудь по пути, и ощетинился: не для того он просидел столько лет в российском захолустье, чтобы упустить шанс внести существенные изменения в карьеру. Нужно только принять необходимые меры безопасности, тем более, что в Гонконг летит еще один лишний человек, везущий сына Есении Викторовны. А она, кстати, очень недурна собой, несмотря на то, что у нее почти взрослый сын и лет ей самой уже немало. Если бы не этот ее зануда-муж с замашками Отелло, вечно торчащий рядом, он бы мог попытаться привязать ее к себе еще одной ниточкой, часто оказывающейся самой прочной… Осчастливив за последние несколько лет не один десяток отчаявшихся от одиночества женщин, Филипп не сомневался в своих сексуальных способностях. «Нужно будет прощупать почву…»
А Леонид к концу путешествия впал в совершенное озверение от присутствия Кондратюка. Мало того, что тот постоянно крутился вокруг Есении, раздражая Леонида своей навязчивостью, так он еще начал поглядывать на нее, как на свою собственность, и кривился, когда Леонид давал ему понять, что вообще-то ее муж – он. Конечно, Есении было интересно разговаривать с Кондратюком, тот все-таки был ее коллегой, и они могли часами обсуждать какие-то свои профессиональные вопросы, о чем-то спорить, но Леонид при этом чувствовал себя третьим лишним, и все чаще, отчаявшись понять суть их бесед, ловил себя на том, что ревнует и не может равнодушно наблюдать, как оживляется Есения в общении с Филиппом. Леонид старался им не мешать, но и сидеть рядом с тупым непонимающим лицом ему было неловко, поэтому он прикрывал глаза, делая вид, что спит, а сам внимательно вслушивался в их разговор. Он подметил, что стоило ему закрыть глаза, как интонации у Филиппа приобретали бархатистые обертона, а в речи начинали проскальзывать, на его взгляд, слишком фривольные нотки и нарочито неприкрытая лесть по поводу внешности Есении. Это еще больше насторожило Леонида, он решил держать ухо востро и не ошибся.
Однажды, отлучившись на несколько минут, чтобы принести Есении из каюты плед, по возвращении он случайно услышал, как Кондратюк говорил Есении, что такая красивая женщина, как она, может составить счастье настоящего мужчины, например, известного политика или блестящего ученого. Говоря про блестящего ученого он, вероятно, намекал на себя. Они стояли к Леониду спиной и не слышали его возвращения.
Это было то, чего так опасался Леонид, осознающий свое шаткое положение, – он будет рядом с Есенией только до тех пор, пока она этого хочет сама. Кто знает, как она поведет себя, если ей, действительно, предложат интересную партию. Но в этот момент он услышал слова Есении, которые пролились бальзамом на его истерзанное сердце – Есения, гордо выпрямившись и посмотрев вполоборота на Филиппа, тихо и твердо сказала:
– Еще раз позволите себе подобные намеки – и мы с вами прекратим наше общение, – после чего развернулась и пошла вдоль борта в сторону носа яхты, где стоял шезлонг, в котором она любила сидеть.
Леонид не признался ей, что слышал их с Кондратюком разговор, и она ему тоже ничего не сказала. Но Леонид затаился и, стараясь не оставлять Есению даже на несколько минут, наблюдал из своего «виртуального окопа» за поведением Кондратюка, не упуская случая лишний раз подпустить шпильку в его адрес.
Есения сначала воспринимала их пикировки с долей иронии, но потом погрустнела и словно ушла в себя, перестав общаться и с Леонидом так, как ему хотелось. Он начал нервничать.
Все это не могло не привести к взрыву, который и произошел за сутки до их прибытия в Гонконг. За ужином Кондратюку, демонстративно не обращавшему внимания на Леонида, вдруг вздумалось довольно откровенно поухаживать за Есенией. Это вызвало у всех присутствующих удивление, включая и саму Есению, но все старались не показывать виду. Капитан, наблюдая за развитием ситуации, незаметно бросил несколько внимательных взглядов на Леонида.
Естественно, Леонид не оставил без внимания поползновения Филиппа, но решил на людях отношений не выяснять. Терпеливо дождавшись окончания ужина, он проводил Есению в каюту и, извинившись за то, что ему нужно ненадолго отлучиться, поднялся на палубу, куда, как он видел, пошел выкурить вечернюю трубку Кондратюк, который с каждой милей, отдалявшей его от России, приобретал все более импозантный вид западного лощеного мена.
Леонид нашел Кондратюка на палубе с подветренной стороны, тот стоял, опираясь плечом о стену и курил, мечтательно уставившись в темноту за бортом. Тихо подойдя к нему под шипящие звуки разрезаемых яхтой пологих волн, Леонид окликнул его.
Кондратюк, неожиданно вырванный из своих любовно-карьерных грез, неохотно повернулся.
– Филипп, есть разговор… – начал Леонид, неприязненно глядя в глаза соперника-дебютанта.
– Слушаю… – Кондратюк отвел взгляд в сторону, словно почуяв, о чем зайдет речь.
– Вы были в Петербурге?
– Да, один раз, на симпозиуме, – ответил Кондратюк, с удивлением посмотрев на Леонида, видимо, не ожидая такого вопроса.
– А в Эрмитаже были?
– Был, а что? – все больше недоумевая, поинтересовался Филипп.
– И Венеру Милосскую видели?
– Это та, что без рук? Видел, конечно. Красивая статуя.
