Лиза Клейпас - Обольсти меня на рассвете
— Я не стану вам мешать. Ваша встреча должна пройти без посторонних.
— Но утром мы увидимся? — спросила Уин.
— Да. — Он стоял и смотрел на нее. На губах его играла улыбка.
Доктор Джулиан Харроу был элегантным мужчиной, необычайно собранным и непринужденно обаятельным. Темноволосый и сероглазый, с тяжелым подбородком, он обладал тем типом мужского обаяния, которое заставляло почти всех его пациенток немного влюбляться в него. Одна из женщин в клинике как-то сухо заметила, что магнетизм доктора Харроу действует не только на мужчин, женщин и детей, но также на мебель и даже на золотых рыбок в аквариуме.
Лео выразил это так:
— Харроу не похож на врача. Он похож на дамскую фантазию о докторе. Я подозреваю, что половина его постоянных клиентов представляет собой влюбленных дамочек, которые готовы болеть до бесконечности лишь ради того, чтобы он их лечил.
— Уверяю тебя, — со смехом сказала ему Уин, — что я не являюсь влюбленной дамочкой, и, уж конечно, я ни за что не стала бы затягивать свое выздоровление.
Но она была вынуждена признать, что трудно не испытывать никаких чувств по отношению к мужчине, который привлекателен, внимателен и к тому же излечил ее от изматывающей болезни. И Уин считала, что Джулиан, возможно, испытывает к ней ответное чувство. В течение последнего года, когда здоровье Уин окончательно пришло в норму и она снова стала полна жизни, Джулиан начал относиться к ней не просто как к пациентке. Они отправлялись на долгие совместные прогулки по невероятно романтичным окрестностям Прованса, и он даже флиртовал с ней и заставлял смеяться. Его внимание льстило ей и было как бальзам для ее самолюбия, уязвленного демонстративным безразличием Меррипена.
Со временем Уин свыклась с тем, что чувства, которые она испытывает к Меррипену, не встречают отклика в его сердце. Она даже плакала у Лео на плече. Брат веско заметил, что она почти не видела мир и ничего не знает о мужчинах.
— Ты не думаешь, что твое влечение к Меррипену, возможно, является результатом в том числе того, что вы столько лет жили бок о бок? — осторожно спросил у нее Лео. — Давай посмотрим на ситуацию честно, Уин. У тебя нет с ним ничего общего. Ты чудесная, тонко чувствующая, начитанная женщина, а он… Меррипен. Ему нравится рубить дрова в качестве развлечения. И в связи с этим мне хочется сказать тебе, что некоторые пары прекрасно уживаются в спальне, но не за ее пределами.
Уин была так поражена грубой прямотой его ответа, что даже перестала плакать.
— Лео Хатауэй, ты хочешь сказать…
— Теперь лорд Рамзи, смею напомнить, — насмешливо заявил он.
— Лорд Рамзи, вы хотите сказать, что мои чувства к Меррипену имеют в своей основе инстинкт?
— Ну, они явно не интеллектуальной природы, — сказал Лео и ухмыльнулся, когда она ущипнула его за плечо.
Однако после долгих размышлений Уин вынуждена была признать, что в словах Лео есть резон. Конечно, Меррипен был куда умнее и образованнее, чем получалось со слов ее брата. Насколько ей помнилось, Меррипен не один раз ставил Лео в затруднительное положение в философских спорах. Меррипен помнил больше цитат на греческом и латинском, чем кто бы то ни было в семье за исключением ее отца. Но Меррипен выучился всему этому лишь для того, чтобы вписаться в круг Хатауэев, а не потому, что ему действительно хотелось получить образование.
Меррипен был дитя природы — он тосковал по земле, по просторам, по чистому небу. Ему никогда не стать ручным. Они с Уин были совсем разными — как рыба и птица.
Джулиан взял ее руку в свою.
— Уинифред, — сказал он нежно, — теперь, когда мы не в клинике, жизнь не будет такой упорядоченной. Вы должны беречь свое здоровье. Каким бы сильным ни было искушение засидеться допоздна, вы должны хорошенько выспаться этой ночью.
— Слушаюсь, доктор, — сказала Уин, улыбнувшись. Она испытывала к доктору теплые чувства. Она помнила тот первый раз, когда ей удалось подняться до конца по веревочной лестнице в гимнастическом зале клиники. Джулиан постоянно был рядом. Он уговаривал ее, шептал на ухо слова поощрения. Она чувствовала спиной его грудь. «Чуть выше, Уинифред. Я не дам вам упасть». Он ничего за нее не делал. Он лишь страховал ее, когда она забиралась по лестнице вверх.
— Я немного нервничаю, — призналась Уин, когда Лео проводил ее в семейные апартаменты Хатауэев на втором этаже отеля.
— Почему?
— Точно не знаю. Возможно, потому, что мы все изменились.
— Самое главное осталось прежним. — Лео крепко взял ее под локоть. — Ты все та же достойная восхищения девушка, какой и была. Я все тот же разгильдяй, падкий до выпивки и доступных девиц.
— Лео, — укоризненно сказала она, — ты ведь не намерен вернуться к прежнему, верно?
— Я буду избегать искушений, — ответил он, — если только искушения не станут искать меня. — Он остановил ее на середине площадки. — Ты не хочешь передохнуть минутку?
— Вовсе нет. — Уин с энтузиазмом продолжила подъем. — Мне нравится подниматься по лестницам. Мне нравится делать все, что я не могла делать раньше. И отныне и впредь мое жизненное кредо — жить надо по полной.
Лео усмехнулся:
— Тебе следует знать, что я часто говорил это в прошлом и всякий раз попадал из-за этого в какую-нибудь дурную историю.
Уин с удовольствием огляделась. После столь долгого пребывания в суровой обстановке клиники она с наслаждением окунется в роскошь.
Элегантный, современный и необычайно комфортабельный, отель «Ратледж» принадлежал загадочному Гарри Ратледжу, о котором ходило столько слухов, что никто не мог бы сказать точно, был ли он британцем или американцем. Единственное, что было известно доподлинно, так это то, что он жил какое-то время в Америке и приехал в Британию, чтобы создать отель, который сочетал бы в себе европейскую роскошь с лучшими из американских новинок.
«Ратледж» был первым отелем в Лондоне, в котором каждый из номеров был снабжен отдельной ванной. Еще там имелись специальные лифты, по которым поднимали еду, встроенные шкафы в спальнях, личные комнаты для встреч и совещаний с застекленными потолками и портиками, зимние сады. Столовая отеля была одной из самых красивых в Англии, и канделябров там было так много, что потолок пришлось специально укреплять, чтобы он выдержал их тяжесть.
Они подошли к двери номера Хатауэев, и Лео осторожно постучал.
Дверь открыла светловолосая горничная. Окинув их обоих взглядом, она спросила Лео:
— Могу я вам чем-то помочь, сэр?
— Мы пришли повидать мистера и миссис Рохан.
— Прошу прощения, сэр, но они только что удалились в спальню.
