Марина Григ - Любовник поневоле
Серый советовал ему всячески успокаивать ее и тянуть время. Дескать, со временем она привыкнет, что Павел всего лишь приходящий отец, и на большее ей надеяться нечего. Что касается Ириши, то, по мнению Сереги, потихоньку и она поймет это, и все уладится само собой. Ребенок будет бывать у них, а если захотят — заведут своего.
Странно, но Ира больше не говорила об этом. Вообще он замечал много странного в ее поведении. Иногда он замечал на себе ее пристальный взгляд, и ему казалось, что она все знает и не может решиться сказать ему. Бортников уверял, что все это плоды его воображения. Откуда ей знать о том, о чем знают только трое, ну, если считать сестру Алены — четверо. Павел как раз думал, что четверо — это слишком много, чтобы удержать все в секрете. Правда, при этом он затруднялся сказать, кому было бы выгодно рассказать все Ирине. Аленка грозилась, но он был уверен, что она не сделает этого. Пока, во всяком случае.
Но на самом деле: что дальше? Поступить, как советовал Сергей, он не мог: это означало постоянную нервотрепку, жизнь на два дома. Ему пришлось бы разрываться между Ириной и ребенком, да еще терпеть капризы и угрозы Алены — нет, он не выдержит. И потом это не решение проблемы, а ее замораживание.
Ему надо было остаться одному и подумать. Поэтому он приехал сюда, несмотря на усталость. Павел достал мобильник, набрал номер Алены. Другой рукой он рылся в кармане, ища ключи.
Алена сразу ответила.
— Привет, как дела?
— Да нормально. Почему ты не приехал сегодня?
— У меня дела. Я не могу приезжать каждый раз, когда тебе этого хочется. Разве тебе чего-то недостает?
— Мне недостает тебя, не прикидывайся тюфяком. Когда ты наконец решишь этот вопрос?
— Не зуди. И не нервничай, я постараюсь приехать завтра. Привет.
В окне мелькнула чья-то тень. От неожиданности он вздрогнул — дверь распахнулась, и перед ним возникла Ирина.
— Ты?.. Что ты тут делаешь?
— А ты?
Он устало вздохнул и прошел в дом. Камин ярко горел. Он был настолько занят своими мыслями, что даже не заметил стоящую во дворе машину, не заметил, что над крышей вьется дымок. Машина, наверное, все-таки стоит в гараже, и это немного утешает. Впрочем, все равно хорош, нечего сказать! Тут же обожгла мысль: слышала ли она его разговор по телефону?
Павел снял куртку, бросил на стул. Потом сел в кресло перед огнем, протянул к теплу руки.
— Мне хотелось побыть одному.
Он сказал это довольно резко, будто идя ва-банк. В конце концов, если она что-то знает, надо выяснить это. Неопределенность в тягость им обоим, может, она тоже хочет объясниться.
— Мне тоже.
Ирина села на ковер, прислонилась к его креслу. В руках у нее был бокал с вином и сигарета. Судя по всему, она была здесь давно — пепельница была полна окурков. Он протянул руку, погладил ее по щеке.
— Что происходит, Паша? У меня ощущение, что ты скрываешь от меня что-то. Черт возьми, у меня ощущение, что ты сам скрываешься от меня!
— Успокойся, милая. Со мной все в порядке, тебе только кажется. Куда я от тебя, куда я без тебя?
— Почему тогда ты приехал сюда без меня? Почему мы не можем нормально общаться? Между нами словно стоит кто-то. Это становится просто невыносимо, Павел, я не могу так больше!
Его решимость объясниться с ней куда-то улетучилась. Он понял, что никогда не рискнет сказать ей все, потому что не уверен, что она простит и останется с ним. Он слишком боялся потерять ее, чтобы рисковать. Лучше все пока скрывать, лучше зарыться в песок, укрыться от проблемы, ожидая, что все само собой разрешится.
— Милая моя, давай останемся сегодня здесь. Ты привезла что-нибудь поесть? Если нет — я съезжу в магазин. Давай устроим наш вечер, как ты любишь. И забудем все, кроме того, что мы любим друг друга. Если хочешь, поедем куда-нибудь отдохнуть на выходные.
— Ты не хочешь ничего говорить мне, — устало и обреченно сказала она. — Дело твое — не буду настаивать. Но я не уверена, что так будет лучше, дорогой. Я привезла продукты — ветчину, грибы, сыр. В морозилке есть пицца. Так что ехать никуда не надо. Сделаем вид, что все как прежде. А ехать я никуда не хочу.
Он встал с кресла и сел рядом с ней на ковер. Медленно провел ладонью по ее лицу, по шее, спустился ниже. Она была так близко, он чувствовал ее дыхание, ее глаза оказались прямо перед его губами — родные, любимые глаза, они смотрели на него с такой любовью, что он чуть не задохнулся от нежности. Волна страсти захлестнула его — Павел забыл про все на свете, и если бы кто-то в эту минуту сказал ему, что он скрывает от своей любимой жены что-то очень важное, он бы очень удивился. Потому что нужна была ему только она — его милая, бесконечно любимая жена. И будет нужна всегда только она. Через пять лет, через десять, через сто — эти губы, эти неповторимые глаза, бархатная кожа и трогательная грудь — всегда, как в первый раз, как в первый раз, в первый…
Они провели удивительную ночь. В три часа утра пошли на кухню и ели бутерброды, запивая их вином. Потом вернулись в постель и снова влюбились друг в друга, будто новобрачные. Утром каждый из них вновь вернулся из сладостного забытья в плен собственных мыслей, но они разъехались, так и не сказав ничего из того, что мучило и разрывало им сердце.
…Сергей зашел к нему, когда он углубился в документы — немецкая сделка давала свои плоды, надо было тщательно посмотреть отчет бухгалтерии. Павел старался в последнее время больше работать, чтобы не думать о своих проблемах.
— В чем дело, Серый? — Павел не стал скрывать своего недовольства.
— Слушай, Ростовцев, ты избегаешь разговора со мной? Посмотри на себя — на тебе же лица нет, что ты с собой делаешь!
— Ну почему все упрекают меня в том, что я избегаю их! — Павел с досадой швырнул бумаги на стол. — Я не хочу обсуждать свои проблемы с тобой, ясно? Извини, я виноват, но отвали от меня, ладно? Когда меня допечет, я сам приду к тебе.
— Эти бабы доведут тебя, Пашка. Ладно, не хочешь говорить — не надо. Но не забывай, что я — совладелец фирмы. И мне не безразлично, что происходит с ее руководителем. Твоя личная жизнь не должна отражаться на бизнесе, пойми ты это, Казанова чертов!
— Что? — Павел недоуменно посмотрел на него. — Что ты хочешь этим сказать? По-моему, наши дела идут отлично, я никаких проколов не допускал. Что ты выдумываешь?
— Я не выдумываю. Не допускал — так допустишь. Ты на свою физию посмотри — сам все поймешь. Ты же кругом в дерьме и не хочешь вылезать из него!
— По-моему, ты преувеличиваешь, Бортников, — холодно сказал Павел. — Я полностью контролирую ситуацию. И со своими бабами, как ты говоришь, я разберусь. Сам. Уйди, прошу тебя, не мешай мне. Все, привет.
