Александра Матвеева - Банкирша
— Леночка, вы самая красивая женщина из всех встреченных мной. Я не знаю, что со мной. Не понимаю.
Он уронил лицо в ладони, потом поднял его, приблизил к моему. Его глаза лихорадочно блестят, голос дрожит вполне натурально.
— Леночка… Это не может так закончиться. Вы не можете уехать. Я вижу, чувствую — с вами происходит то же, что со мной. Это как электрический разряд. Нас ударило током.
Он обхватил мои плечи, его губы впиваются в мои.
Прикосновение чужого рта неприятно мне, я попыталась высвободиться. Но Влад не отпустил меня, жарко нашептывая в самое ухо:
— Леночка! Поедем ко мне. Я так хочу тебя. Безумно. Страстно. Мы проведем вместе неделю, две, сколько захочешь.
Я по-настоящему испугалась. Похоже, мальчик заигрался и сам себе поверил. Уперев ладони ему в грудь, я отталкивала Влада.
— Нет. Нет. Я должна завтра быть дома. Я обещала мужу. Это важно.
Мои руки слабеют, я, словно в забытьи, припала к мужчине, непроизвольно обвила руками мускулистую шею и все плотнее и плотнее прижимала к нему свое дрожащее трепетное тело. Мои губы шептали взволнованно, прерывисто, безотчетно:
— Мне надо домой. К мужу… Он ждет. Я должна ему сказать… Он не простит меня… Это будет концом всего… О Влад! Влад!
Кажется, довольно. Влад заинтригован. Теперь его ход. Надеюсь, я смогу наконец определить цель его игры.
Я отстранилась и, пошатываясь, направилась в зал.
Влад с красным потным лицом и сбитым набок галстуком — за мной. У него совершенно убитый вид. Я перехватила взгляд, которым обменялись Влад и Лайма, но не поняла его.
Мы снова сидели за столом. Влад разлил вино в три бокала и поднял свой. Его голос дрожал, он только что не плакал:
— Я встретил женщину, полюбил ее и потерял.
Все в один день. Я пью за мою любовь. За вас, Леночка!
* * *Я открыла глаза и увидела огромное окно и огромное, очень голубое небо за ним. Я повернула голову на подушке влево, вправо… Большая светлая комната.
Стены обиты узкими деревянными дощечками. Очень мало мебели. Я лежу на широкой постели. Белье голубое с белыми прошивками, совершенно роскошное.
Мое ложе располагается посредине комнаты. Я снова смотрю в окно. Положение солнца на небе указывает на полдень.
Последнее, что я помню, это взгляд Влада и странный вкус вина. Сколько времени прошло с того ужина?
Что было со мной все это время? Где я была и где я сейчас?
Я встала и подошла к окну. На мне моя собственная ночная рубашка. Она находилась вместе с другими моими вещами в сумке. Сумка оставалась в клинике.
Вид из окна не показался мне незнакомым. Напротив, Я уверена, что уже видела что-то очень похожее.
Давно.
Судя по всему, эта комната на втором этаже. Окно выходит на широкую зеленую улицу. Сквозь густую зелень голубеет небо и что-то еще. Море.
Это не юг. Это Прибалтика. На это указывают и конфигурация крыш, и виды растительности, и цвет неба.
Я отхожу к самому краю окна и, приложив к стеклу щеку, смотрю в сторону, стараясь расширить панораму. Все то же: зелень, коттеджи, кусочек моря по ту сторону асфальтовой полосы за домами. Перехожу к другой стороне окна и снова прижимаю щеку к стеклу.
Стоп. Это здание мне знакомо.
Теперь я точно знаю, где нахожусь. Пригород Риги.
Юрмала. И даже еще точнее: станция Майори.
* * *Это была их первая поездка в Прибалтику. Это была их первая поездка к морю. Это было их первое путешествие. Они приехали вчетвером. Две юные женщины, почти девочки, и двое детей-погодков.
Девочка должна была осенью идти в первый класс.
Вот они и предприняли путешествие.
Они сняли комнату у русской семьи в ста метрах от моря и почти все время проводили на пляже.
А, когда выходили в город, их все удивляло: чистота улиц, неторопливая чинность прохожих, звуки незнакомого языка, шляпки и перчатки женщин, их туалеты, чистенькие старушки с маникюром и уложенными волосами за столиками уличных кафе и сами кафе… Все это волновало, но не было главным.
Главным было море, песок, солнце… Дети были счастливы. Они совсем не походили друг на друга.
Девочка — мамина дочка — не отходила от матери ни на шаг. Другая женщина, ее тетя, дразнила ее приюбочницей. Мальчик был оторвыш и все время норовил что-нибудь натворить, и девочка все на него ябедничала, и дети ссорились и махали руками. Но вообще они были очень привязаны друг к Другу и дружны. Им хватало друг друга, и они не искали ничьей компании. Плескались на мелководье, строили крепости из песка или бегали друг за другом змейкой по пляжу.
А женщины лежали на песке, лениво переговаривались, лениво следили за детьми, лениво вставали и шлепали к воде.
Неподалеку от их жилья, ближе к станции Дубулты, находился Дом творчества (писателей? художников? композиторов? — им было не важно).
В то лето там отдыхал Аркадий Райкин. А в Риге гастролировал «Современник», и Константин Райкин приезжал навестить отца.
Тогда было принято дышать озоном на закате солнца, и все отдыхающие выходили к морю и шли по желтому песку вдоль линии прибоя в двух направлениях, держась правой стороны.
Две молоденькие москвички, принарядившись, выходили к морю и чинно гуляли под руку, сдерживая скачущих детей.
Несколько раз они встречали Райкиных и потом говорили об этом, отмечали их сходство, и непохожесть, и поглощенность друг другом.
Однажды младшая женщина, обернувшись вслед знаменитой паре, подметила непроизвольный защищающий жест младшего, когда с его отцом поравнялся кто-то слишком широко шагающий. И ее юную, не достигшую даже двадцатипятилетнего возраста, материнскую душу пронзила зависть к чужому родительскому счастью.
* * *У меня за спиной чуть слышно скрипнула дверь, и я оторвалась от окна и от воспоминаний.
В комнату вошла высокая дородная женщина, одетая во что-то вроде униформы. Она тянула за собой столик на колесиках, сервированный к завтраку.
Я обвела глазами комнату в поисках халата, увидела его на спинке кровати и, шагнув, потянула к себе.
Женщина посмотрела на меня, стоящую с халатом в руках, и коротко поклонилась без улыбки. Я ответила тем же и накинула халат. Женщина налила кофе и подала мне чашку на блюдечке. Я взяла и села на край постели. Женщина подтянула ко мне столик и, еще раз поклонившись, вышла.
Я ела и размышляла, правда, не слишком интенсивно, о своей участи. Я не чувствовала не только паники или хотя бы страха, но даже легкого волнения.
Это и еще то, что из памяти выпал кусок жизни, навело меня на мысль о наркотиках.
