Наталья Калинина - Побег из страны грез
– Э-эй, ты чего так нервничаешь? – обеспокоилась Майка. – Ну, подумаешь, встретила дважды эту тетку. Простое совпадение! Может, она тут работает. Или ты всерьез думаешь, что за тобой слежка? Брось! Если бы она за кем-нибудь следила, то не одевалась бы так кричаще. Да и с чего за тобой следить!
Алиса опять промолчала, лишь пожала плечами. Подруга права, подозревать эту неуклюжую женщину в том, что она приехала в этот район специально ради нее, смешно. Такое предположение – отголосок ощущения слежки, посетившего ее утром. Плохие новости… Может, и правда развивается… Как это сказать? Мания преследования?
– На тебе лица совсем нет, – покачала головой Майка. – На, покури, успокойся.
Алиса машинально взяла протянутую сигарету и вставила ее в рот. Курить она не курила, так, иногда баловалась на корпоративах, таская из пачки подруги сигареты. Но это было такой редкостью, что девушка твердо считала себя некурящей.
– Плохи дела, – печально констатировала Майка, не получив возражений против «угощения».
– Что ты имеешь в виду?
– Не тетку, конечно же, а твою панику. С чего ты так разнервничалась? Смотри, ей и вовсе до тебя нет дела.
Женщина с огненными волосами получила свой пакет с пончиками и, сунув его в дамскую сумочку (увидев это, Майка вновь фыркнула), заковыляла прочь. На здание, где на крыльце стояли девушки, незнакомка даже не оглянулась. И это немного успокоило Алису. Однако сигарету она не выбросила, а прикурила от зажигалки подруги.
– Черт знает что творится, Майка, – поморщившись от попавшего в глаза дыма, сказала она. – То ли с ума схожу, то ли в моей квартире творится непонятно что. Неудивительно, что я, увидев эту женщину, испугалась. Хотя не понимаю почему.
– Расскажи! – загорелись жадным блеском глаза подруги. Майка была охоча до всяких историй «с чертовщиной», верила в гадания, посещала раньше какой-то салон магии и хвасталась, что у нее есть знакомая – «настоящая ворожейка»! Даже агитировала Алису сходить погадать. Но та отказалась, сказав, что в ее жизни и так все ясно, без гаданий. Правда, это было до того, как она встретила на просторах Сети писателя Лучкина. Но и сейчас девушка не отважилась бы пойти к Майкиной знакомой из страха перед всякими гадалками, ворожейками и ведьмами, корни которого уходили в детство.
…Она росла девочкой боязливой: ее могла напугать и бродячая собака, мирно пробегающая по своим собачьим делам, и грохочущий по дороге грузовик, и темнота. Но больше всего Алиса боялась ведьм.
Говорили, что одинокая старуха, живущая в соседнем подъезде, – самая настоящая колдунья. Слухи раздувала дворничиха Зинаида, которая работала не столько метлой, сколько языком. Обычно ее голос раздавался на все пять дворов, и сплетни, которыми она делилась с какой-нибудь сидящей на лавке старушкой или мамочкой, гуляющей с ребенком, слышали все желающие (и нежелающие). Но о «ведьме» Зинка говорила только шепотом, пугливо озираясь, будто чувствовала спиной взгляд старухи. Дворничиха сплетничала, что та «попортила» Толика с пятого этажа за то, что тот что-то не так сказал «колдунье». И правда, несчастный Толик – мужик лет сорока, сухого сложения, с острыми коленями, выпирающими даже через растянутые треники, напоминающий кузнечика, – ковылял по двору на костылях, высоко поджимая загипсованную ногу. Когда у Потаповых затопило квартиру, Зинаида свистящим шепотом поведала всему дому, что эта оказия тоже дело рук старухи, взъевшейся на соседку за то, что та прошла мимо не поздоровавшись. Все несчастья и неприятности, которые выпадали на долю жителей той подмосковной пятиэтажки, приписывали «колдунье» – отчасти благодаря языкастой Зинке, отчасти уже просто привыкнув обвинять во всем «ведьму».
Алиса до оцепенения боялась старухи. Доходило до того, что, когда девочке нужно было пройти мимо соседнего подъезда, но либо виднелся в окне крючковатый профиль, либо та сидела на лавке, Алиса разворачивалась в противоположную сторону и делала большой крюк, обходя дом. Старуха была живой иллюстрацией к сказкам про Бабу-ягу. Сложно было определить ее возраст, девочка думала, что лет триста, не меньше. Ходила «ведьма» согнувшись, опираясь на кривую и узловатую, как и ее пальцы, палку. Одета всегда была во все черное – от платка до домашних тапок, которыми шаркала по двору. Из-под платка клоками выбивались седые до белизны «ватные» волосы. Лицо старухи глубокими морщинами-бороздами и землистым цветом напоминало кору дерева, и маленькие черные глаза, злобно зыркающие на пробегающих мимо ребятишек, казались двумя жучками-древоточцами, выползшими наружу. Густые брови, мохнатые, как две гусеницы, срослись на переносице и разделялись лишь крупной родинкой с торчавшими из нее волосами, выросшей прямо над длинным носом, опускающимся на нижнюю губу, которая постоянно двигалась. Может, то была просто старческая привычка, но Алисе казалось, что бабка шепчет проклятия. Такая вот «ведьма» жила по соседству, и страхи девочки только множились от слухов, которые разносили жители, и прочитанных сказок. Подруга детства Лялька, живущая в том же, что и «ведьма», подъезде, как-то рассказала, что ее, Лялькина, мама нашла под ковриком, лежащим у двери, какие-то перья, похожие на вороньи, и воткнутые в косяк иголки. Это уже попахивало настоящим колдовством, и Алиса, помнится, в ту ночь так и не смогла заснуть, воображая в ужасах, что на следующий день бедная Лялька превратится в ворону.
Но случилось совсем другое. И если бы Алиса заранее могла представить, какое испытание ее ожидает, минувшей ночью просто умерла бы от ужаса. Картины с Лялькой в вороньем оперении и выросшим вместо рта желтым крепким клювом не шли ни в какое сравнение с тем, что случилось наяву. Утром мама отправила дочь за помидорами в овощной. Выйдя из дома, та бросила тревожный взгляд на окна «ведьмы» и, не увидев соседку, со всех ног бросилась мимо страшного подъезда.
– Девочка! – вдруг окликнули ее. Алиса машинально оглянулась и увидела, что на крыльце стоит старуха.
– Подойди сюда, – поманила ее сухой рукой «колдунья». И девочка, хоть и была едва жива от накатившего на нее ужаса, подошла, будто повинуясь магии.
– Подай мне ее, – ткнула пальцем-сучком куда-то вниз старуха. Алиса опустила глаза и увидела, что возле ног, обутых в растоптанные, со смятыми задниками тапки, лежит палка-трость. И онемела от ужаса. Бедное сердечко металось в груди загнанным в клетку диким зверьком: среди детворы ходили разговоры о том, что палка старухи – волшебная. Кто коснется ее, тотчас превратится в жабу. Приговоренная к ужасной участи и почти смирившаяся с нею Алиса зажмурилась и наклонилась за палкой.
