Вера Колочкова - Прерий душистых цветок…
— Нет, Марина. Я в этом участия принимать не хочу. Извините…
— Ну что ж, — вздохнула Марина протяжно, убрав с лица искательную женски–солидарную улыбку. — Придется всего самой опять добиваться…Вот жизнь, а? Все самой и самой…
И тут же, разглядев в конце зала мелькающую между столиками красную жилетку Сергунчика, вдруг резко наклонилась к Василисе, спросила: — Слушай, а этот хозяин ваш, он всегда такой попрыгунчик? Лет–то ему сколько?
— Не знаю… — пожала плечами Василиса, слегка улыбнувшись на «попрыгунчика».
— Ну, он женат?
— Не знаю… — снова пожала плечами Василиса.
— Ой, ну как же ты не знаешь? Он же хозяин все–таки! Неужели вы его никак меж собой не обсуждаете?
— Я не обсуждаю. Мне не интересно. Да и некогда…
— А он, ты знаешь, ничего! Старый уже пень, конечно, но еще вполне даже ничего, шустренький такой…
— Простите, Марина, я вас оставлю. Мне идти пора. Всего вам доброго, удачи……
Василиса улыбнулась ей вежливо, поднялась из–за стола и быстро пошла через зал, гордо неся свою прямую красивую спину. Марина смотрела ей вслед разочарованно и с некоторой даже досадой – вот уж век живи, век учись…Действительно не проста оказалась эта судомойка, ой, не проста…
***
9.
Василиса, изо всех сил стараясь не шуметь, осторожно повернула ключ в старом замке, чуть приоткрыла дверь и на цыпочках вошла–скользнула в темную прихожую. Скинув ботинки, решила так же тихонько перебраться и на кухню, но дверь в ее бывшую комнату вдруг отворилась, обдав неожиданным светом, как теплой водой из ведра; в квадрате этого света стоял Саша, слепо–тревожно щурился в темноту коридора. Василиса щелкнула выключателем, улыбнулась ему вежливо, произнесла извиняющимся шепотом:
— Это я тут шарахаюсь, ты не пугайся…
— Ага… — улыбнулся он ей рассеянно. Взгляд его был полностью отрешенным, размытым, будто слепым – Василиса даже испугалась немного. Захотелось почему–то подойти, встряхнуть хорошенько, громко с ним заговорить… Но в следующий момент Саша будто встряхнулся и сам, и размытый его взгляд тоже как–то сам по себе вдруг резво собрался в кучку, отправив острым лучиком в сторону Василисы и удивление, и интерес, и вопрос:
— Слушай, а ты чего это, не боишься разве так поздно ходить? Три часа ночи уже!
— Да боюсь, конечно. – Пожала плечами Василиса, проходя мимо него на кухню. — Но ничего, тут рядом. Беру от крылечка низкий старт и пробегаю пулей через улицу и двор…
— Так позвонила бы лучше, я бы встретил. Я в это время никогда не сплю.
— Ага… У нас телефон три месяца уже как за неуплату отключен…
— Так давай счета, я заплачу! – заходя следом за ней на кухню, просто и обыденно как–то предложил Саша и, словно пытаясь упредить ее ответ, тут же добавил: — Только не вздумай вежливо и гордо при этом циклиться, ладно? Мне ж клиенты звонить должны, так что это и моя проблема теперь, получается…
— Ладно. Я и не циклююсь вовсе. Если будешь здесь жить, то и плати, конечно. Это если не будешь, то смысла нет, а если останешься…
— Что значит, если не будешь? Ты что меня, прогнать хочешь?
— Нет, я не хочу. Как жилец ты нас всех вполне даже устраиваешь. Просто ко мне сегодня на работу Марина твоя приходила, беседу со мной проводила. А ты что, и правда от нее из собственного дома удрал, да?
Ничего не ответив, он чуть дернулся от ее вопроса и сморщился, как от зубной боли. Молчал он довольно долго и как–то неловко совсем, потом тихо и виновато проговорил, глядя в сторону:
— Ты на нее не сердись, Василиса. Лучше пропусти мимо. Потерпи, ладно? Ей просто время нужно, чтоб все свои ресурсы исчерпать. Может, она еще не раз к тебе придет, и не два… Она вообще хороший, не злой человек, ты ее не бойся. Просто ее сетевой маркетинг испортил. Она, видишь ли, внушила себе, что окружающие ее люди – всего лишь пластилиновые куклы, убедить которых переделаться–перелепиться – всего лишь вопрос времени…Просто я не думал, что она так шустро меня разыщет…
— Ладно. Потерплю. Не извиняйся. – Засмеялась тихонько Василиса, наблюдая за его смятением. Ей отчего–то вдруг стало легко. Будто не с Мариной, а с Сашей она сейчас вступила в некий сговор, и сговор этот был куда как приятнее…
— Спасибо… — смущенно улыбнулся ей Саша и быстро шагнул из кухни. В дверях обернулся, взглянул на нее коротко, деловито переспросил:
— Так где счета–то за телефон, я не понял?
— Вон, в вазочке на холодильнике лежат…
— Ага… Я завтра схожу, оплачу…
Зайдя к себе, он быстро, будто спасаясь от чего, торопливо оседлал стул и уставился сосредоточенно в светящийся экран ноутбука. Смотрел он в него долго, пока не чертыхнулся про себя тихонько, поняв, что прежнего празднично–радостного состояния уже не будет, что уже знакомое противное раздражение нахлынуло, перекрыло кислород тому счастливому ветру души, который он так любил – ветру, который уносил его с собой в мир образов, в мир придуманных им героев, в причудливую игру слов набираемого на экране текста. Строчки на экране, почуяв это внезапное, нахлынувшее на него раздражение, напрочь отказались принимать участие в этой общей с ним такой увлекательной, такой захватывающей игре, будто оттолкнули его разом, устали, заснули, не пожелали больше сдвинуться с места…
Саша вздохнул, вытащил из лежащей на столе пачки Мальборо сигарету, подошел к ночному окну. Прикурив и выпустив первый дым в форточку, с досадой обернулся к открытому ноутбуку – эх, черт, жалко как… Очень уж ему нравилась вещь, которую он задумал. Да и не задумал даже, а она сама откуда–то пришла в голову : то ли из сна, то ли из накопившихся внутри и неосознанных пока эмоций, то ли из зазвеневшего вдруг на одной красивой ноте окружающего пространства. И работалось на удивление легко и быстро, на отдельном, капризно–теплом ветерке вдохновения, и строчки с самого начала стали торопливо цепляться одна за другую, будто поторапливая, слегка даже подталкивая друг друга и сами по себе уютно устраиваясь на светящемся экране, образуя некое собственное, звучащее нужными словами единство. Его давно уже не трогало то обстоятельство, что строчек этих так никто никогда и не прочтет, ему очень важно было именно это вот - чтоб они, цепляясь одна за другую и устраивая свою музыку текста, брали его с собой в захватывающий дух танец. Именно этот танец, именно этот ветер и именно эта музыка и составляли для него настоящую жизнь и настоящее счастье, составляли смысл его существования и радость бытия – да все, все, что хотите…
