Линда Ховард - Ложь во спасение
Грудь. Болит.
– У тебя разрушено легкое, и трубка в груди. Не пытайся прыгать вокруг.
Смешно.
Она рассмеялась.
– Не знала, что кто-то может быть одновременно безмолвным и саркастическим.
Горло.
– У тебя трубка в трахее, потому что ты плохо дышал.
Лицо разбито?
Она вздохнула. Он хотел знать все без прикрас.
– Да, некоторые кости лица сломаны. Ты не изуродован, но опухоль создает трудности для дыхания. Как только опухоль спадет, они вынут трубку из трахеи.
Подними простыню и проверь мой…
– Не буду! – воскликнула она с негодованием, останавливая перечисление букв, когда поняла, какое слово получается. Потом усмехнулась, потому что ему на самом деле удалось изобразить нетерпение. – Все самое важное по-прежнему на месте, поверь мне.
Функционирует?
– А вот это ты должен будешь узнать самостоятельно!
Ханжа.
– Я не ханжа, а ты веди себя как следует, или я попрошу медсестру заменить ту самую трубку. И тогда ты на горьком опыте убедишься в том, что хочешь узнать.
Как только она произнесла эти слова, то почувствовала, что покраснела, но это не помогло, он снова улыбнулся. Она не собиралась говорить про это.
Длительная усиленная концентрация утомила его, и через минуту он сообщил:
Спать.
– Я не хотела утомлять тебя, – пробормотала она. – Засыпай.
Останешься?
– Да, останусь. Я не вернусь в свою квартиру, не сказав тебе.
Джей почувствовала, как перехватило горло от осознания того, что она нужна ему, и она стояла рядом с кроватью, держа ладонь на его руке, пока дыхание Стива не обрело глубокий устойчивый ритм сна.
Даже тогда она убрала руку неохотно и оставалась возле него еще долгое время. Улыбка продолжала изгибать ее губы. Его личность настолько сильна, что пробивалась к ней, несмотря на ограниченные средства общения. Он хотел знать правду о своем состоянии, не расплывчатые обещания и не медицинскую лицемерную болтовню. Он не знал даже собственного имени, но это не изменило мужчину, которым он стал. Он сильный, гораздо сильнее, чем раньше. Что бы там ни случилось с ним за прошедшие пять лет, это закалило его, как сталь в жарком огне. Он стал более крепким, более сильным, более жестким, сила воли стала настолько яростной, что походила на излучение энергетического поля. О, раньше он был очаровательным мошенником, ужасно опрометчивым и смелым, с огнем в глазах, на которого оборачивалось немало женских голов. Но теперь он... опасен.
Слово поразило ее, но, поразмыслив, она поняла, что оно точно описывало мужчину, которым стал Стив. Он стал опасным мужчиной. Она не чувствовала угрозу для себя, но опасность необязательно представляет угрозу. Он опасен из-за своей стальной, непримиримой воли; когда этот человек решит что-то сделать, рискованно вставать у него на пути. В какой-то момент за прошедшие пять лет что-то кардинально изменило его, и она сомневалась, что хочет узнать, что это было. Должно быть, случилось что-то катастрофическое, что-то ужасное, что так обострило характер и решимость. Все выглядело так, будто его разобрали на части, до самой человеческой сущности, заставили полностью отказаться от основных черт личности, кроме тех, которые необходимы для выживания, и принять новые. Остались только жесткость и строгость, несгибаемость и необычайный запас жизненных сил. Этот человек не допустит поражения; он просто не знает, что это такое.
Ее сердце тяжело билось, пока она стояла и смотрела на него, внимание так сосредоточилось на нем, будто они были единственными людьми во всем мире. Он пугал ее и привлекал настолько, что она отдернула руку подальше от его руки, как только мысль полностью сформировалась. Господь всемогущий! Она просто дура, если позволит себе снова попасться в ту же западню. И теперь даже больше, чем раньше, ведь Стив по существу одиночка, его личность настолько совершенна, что он вполне самодостаточен. Тогда она ушла от него относительно невредимой, но что случится на этот раз, если она позволит себе такое сильное сострадание? Она чувствовала себя испуганной, и не только потому, что балансировала на краю глубокой печали, но и потому, что осмелилась подумать о том, чтобы стать ему настолько близкой. Это похоже на наблюдение за пантерой в клетке, когда вы находитесь за прутьями и знаете, что в безопасности, но ощущаете исходящую от нее угрозу, запертую на замок.
Прежние занятия любовью с ним были ... забавой, страстной и игривой. А на что походили бы теперь? Игривость пропадет? Она подумала, что, должно быть, да. Его любовные ласки теперь были бы пылкими и неудержимыми, как он сам – человек, попавший в шторм.
Она осознала, что едва может дышать, и заставила себя отойти от кровати. Она не хотела, чтобы он так много значил для нее. И очень боялась, что это уже произошло.
– Что мы делаем? – спокойно спросил Фрэнк, его ясные глаза встретились с непроницаемыми черными.
– Доиграем пьесу до конца, – так же спокойно ответил Большой Босс. – Придется. Если мы сейчас сделаем что-нибудь необычное, это может насторожить кое-кого, а он не способен распознать своих врагов.
– Удалось отследить Пиггота?
– Мы потеряли его в Бейруте, но знаем, что он присоединился к старым приятелям. Он снова всплывет на поверхность, а мы будем ждать.
– То есть, мы просто должны поддержать нашего парня, пока не сможем нейтрализовать Пиггота, – тон Фрэнка был мрачным.
– Так и сделаем. Так или иначе мы обязаны помешать головорезам Пиггота достать его.
– Когда к нему вернется память, ему не понравится то, что мы придумали.
Беглая улыбка коснулась твердого рта Большого Босса.
– Он устроит смертельный ад, не так ли? Но я не рискну воспользоваться программой защиты свидетелей, пока он не способен блюсти свои интересы, а возможно, даже и потом. Однажды к нему уже подобрались, и это может случиться снова. Все зависит от поимки Пиггота.
– Вы никогда не жалели, что не вернулись к оперативной работе, чтобы лично поохотиться на него?
Большой Босс отклонился назад, закинув руки за голову.
– Нет. Я стал домашним человеком. Мне нравится вечером возвращаться домой к Рэйчел и детям. Мне нравится, что нет необходимости постоянно оглядываться.
Фрэнк кивнул, размышляя о временах, когда спина Большого Босса была целью каждого наемного убийцы и террориста. Теперь он вне опасности, вне основного потока... насколько всем известно. Очень маленькая группа людей знала другое. Большой Босс официально не существовал; даже люди, которые выполняли его приказы, не знали, что те исходили от него. Он так глубоко захоронен в недрах бюрократии, защищен столькими углами и поворотами, что не было никакого способа соединить его с работой, которую он на самом деле выполнял. Президент знал о нем, но Фрэнк сомневался, что знал и вице-президент, или какой-нибудь руководитель департамента, начальники штабов, или руководители агентства, которое нанимало его. Кто бы ни был президентом, следующий мог не узнать о нем. Большой Босс сам решал для себя, кому может доверять; Фрэнк был одним из таких людей. И таким же был мужчина в военно-морском госпитале в Бетесде.
