Валерий Жмак - Крестовый марьяж
Через час летчика втащили в камеру и бросили на пол. Он говорил лишь о том, что никак не относилось к секретной информации. На другие — излишне прямые и любопытные вопросы Влад отвечал: «Не знаю…»
Охранники потрудились дубинками на совесть — майор с трудом приподнялся и упал на лавку. Синяки и опухоли появлялись по всему телу — на руках, на ногах, на лице… Но более всего пострадали плечи и спина. Его запястья во время избиения оставались схваченными наручниками и единственное, что он мог — согнувшись, прикрывать больное колено. Лежать теперь пилот мог только на животе. Повозившись, он, наконец, устроился и пробыл без движения несколько часов. Заснуть не удавалось — тело нестерпимо ныло. Прикрыв глаза, Берестов опять вспоминал мать, друзей, родной город… Размышлял о странностях и перипетиях судьбы…
«Я рано ликовал, взяв прикуп… Да, в нем оказались карты одинаковой масти. Но, похоже, это мелочь — семерка, восьмерка… И вовсе не к моим козырям… Это пригодилось бы в другой раз — к мизеру! Сплошь пошла непруха… Что толку было радоваться удачному приводнению и возвращению с того света, если с жизнью придется расстаться в застенках…»
И без того скудную кормежку принесли лишь на следующий день. Врач более не появлялся. Следователи на несколько дней забыли о нем, как будто потеряли всякий интерес. «На долго ли? Чего ради им тогда держать меня здесь? — угрюмо рассуждал Владислав, понимая правоту слов толстого разведчика, — если они не получат интересующих сведений, шансов выжить у меня не останется».
Несмотря на толстые тюремные стены и отсутствие окон, он часто слышал доносившийся звук авиационных двигателей и шум винтов. С аэродрома его везли в стареньком автобусе всего несколько минут. Из этого уже напрашивались кое-какие выводы: «Тюрьма наверняка находится внутри, хорошо охраняемой, военной базы, где-то по соседству с аэродромом… В центре обширной страны целесообразно размещать только стратегическую авиацию. У этих не шибко богатых и продвинутых ребят, помниться, с ней — напряг. Следовательно, раз самолет летел на северо-восток, субмарина подошла к берегу не в южной, а в восточной части страны. И, скорее всего, я сейчас нахожусь на территории узкого китайского аппендикса, затесавшегося между Северной Кореей и советским Дальним Востоком. Какие там у них были города?.. Господи, верни двоечнику память… Кажется Харбин!»
Но даже более точные координаты местоположения военной базы, вряд ли могли как-то повлиять на сроки содержания под стражей и в целом на дальнейшую судьбу. Но, тем не менее, надежды Берестов не терял…
Целыми днями он, неспешно копаясь в своих воспоминаниях, размышлял о дорогих ему людях, о красивом городе на берегу Волги, где прошли детство и юность, об учебе в военном училище, о первых шагах в небе… Мысли об этом согревали душу и не давали отчаянию взять верх в безвыходной и, казалось, критической ситуации.
«Надо что-то придумать… — морщил лоб и напрягал фантазию майор, — иначе я навеки сгину в печально известных китайских тюрьмах».
Скоро допросы возобновились с ужасающим постоянством. Его отводили в кабинет к следователям раз в неделю. Тактику очкастый толстяк избрал примитивную, но довольно болезненную… Отныне верзилы били пленного не абы как, а старались угодить дубинками по нездоровому, и без того опухшему колену. После очередного допроса в камеру наведывался лекарь и, осмотрев следы изуверств, минут тридцать производил оздоровительные манипуляции. Он делал какие-то уколы, осторожно втирал мази… Боль не отпускала, но гематомы и прочих неприятностей не образовывалось, хотя дотронуться до сустава дня три-четыре было невозможно. Молодой организм пока справлялся и через неделю — на очередной допрос, он ковылял самостоятельно. И все повторялось сызнова…
Скоро Владислав начал привыкать к установившемуся распорядку. Синяки не сходили с тела, но чувствительность слегка притупилась. Во время экзекуций он старался лишь прикрыть от дубинок колено, скрипя зубами, в ожидании окончания пытки. Изощренный следователь, не обнаруживая положительных сдвигов в сознании летчика, иногда терял терпение и били Берестова гораздо дольше… Через три месяца летчик без посторонней помощи передвигаться уже не мог…
* * *Чувство к Александре неумолимо росло. Болезненные сожаления о не сложившихся отношениях с Настей постепенно вытеснялись из сердца, уступая место столь же сильному влечению к другому человеку. Старшая из сестер последовательно, шаг за шагом, уходила со «сцены», оставляя право на главную «роль» — младшей…
Прощаясь в пятницу с неожиданно нагрянувшими гостями, Берестов, чуть задержав молодую девушку в прихожей, пригласил её в субботу в клуб.
— Мы не собирались… — растерянно ответила та, но сразу же добавила: — хорошо Влад, я приду…
— Я зайду за тобой, хочешь? Я обязательно за тобой зайду…
Кивнув на прощание, Саша, весьма удивленная его приглашением и настойчивостью, ушла. Остаток вечера Владислав просидел на диване, не отрывая озадаченного взгляда от того места — у балконной двери, где недавно стояла девушка…
«В ней есть нечто совершенно особенное, — размышлял пилот, проснувшись субботним утром и не торопясь вставать с постели, — нечто такое, чего нет даже в Анастасии. Абсолютная доверчивость… Безмерное стремление идти за своим счастьем не оглядываясь… Сказал бы я другой: подожди — подумаю малость… Вот разберусь с любовью к твоей сестре… На ракетный залп не подпустила б больше!
Да, — не говорил я Александре такого. Но вижу ведь — все поняла без слов и простила…»
И опять Берестов, не находя места, полдня метался по пустой квартире. Не сумев дождаться нужного часа, он отправился в соседний дом раньше…
— Здравствуй Влад! Проходи… — приветливо улыбнулась открывшая дверь Настя и доверительно зашептала: — наша девочка едва ли не с утра готовится к твоему приходу. Она сейчас в ванной… Подожди в зале.
Войдя в комнату, майор пожал руку Максиму и уселся в предложенное кресло. По телевизору шла очередная серия «Семнадцати мгновений весны» и капитан, оторвавшись от экрана, признался:
— Наверное, в пятый раз смотрю… Артисты играют — загляденье!
— Да, фильм не первой свежести, но по-прежнему захватывает…
Владислав как-то был уже у Лихачевых дома, помогая однажды дотащить тяжелые сумки от автобусной станции. Сейчас он подробнее рассматривал своеобразный интерьер и уютную обстановку квартиры, созданную воображением и фантазией Анастасии…
Вернувшись с кухни, хранительница местного очага принесла только что сваренный черный кофе и подала мужчинам чашки. Макс сделал первый глоток и, вновь увлекшись фильмом, забыл о напитке…
