Светлана Климова - Ловушка горше смерти
— Все, — шепотом сказала Лина, — Ванюша, она уже спит. Идем ко мне, нам нужно поговорить.
Сейчас впервые с тех пор, как пошла на работу, Лина обратила внимание, что сын вырос из своего тренировочного костюма, — особенно это было заметно внизу, где растянутые резинки штанов не закрывали тонкокостных щиколоток.
Однако денег, чтобы купить ему новую одежду, не было и не предвиделось.
— Проходи, Ванюша, — сказала она, — забирайся на диван, а я присяду рядом.
Мальчик усмехнулся и с ровной спиной пристроился на краю, как бы сразу давая Лине понять: дистанция будет соблюдена, несмотря на ее слова. То есть несмотря на то, что она напоминала ему о позах, в которых часто раньше они болтали у нее в постели: он — свернувшись калачиком у стены, а она — лежа на спине и покуривая. Очевидная демонстрация того, что он понял ее предложение, но воспользоваться им не собирается, подействовало на Лину как щелчок хлыста.
— Прости его, — торопливо сказала она и запнулась. Мальчик молчал. — Твой отец находится в крайне тяжелом положении, и у него вот-вот сдадут нервы.
Иван поднял голову, и она увидела, какое у ее сына взрослое, непроницаемо-спокойное лицо.
— Ну и что? — произнес наконец мальчик. — Ты думаешь, мама, только у него отчаянное положение?
— Я понимаю, — быстро проговорила Лина. — Ему не нужно было… не следовало… он не мог тебя ударить, это ужасная ошибка, он сорвался. Алеша всегда был выдержанным и спокойным человеком. Ты ведь уже простил его? Скажи же мне!..
Иван молчал. С гулко бьющимся сердцем, с каким-то мистическим ужасом от того, что всего лишь одно неверное слово — и она потеряет этого мальчика навсегда, Лина сказала:
— Послушай, ты уже совсем вырос и догадываешься, наверное, что такое любовь. Между мужчиной и женщиной. Ты ведь знаешь, кто были Адам и Ева?
— Да, — сказал Иван, и даже тени усмешки не возникло на его лице. — Мне Манечка как-то рассказывала о райском саде…
— Змей соблазнил Еву вкусить от древа познания добра и зла, и вот она полюбила Адама, — проговорила Лина, как бы упрощая для мальчика суть первородного греха. — С тех пор женщина не в силах преодолеть в себе тягу к мужчине… Когда мне было двадцать лет и я встретила Алексея, мы… в общем, я поняла, что это единственный человек, который мне нужен. Он был сильным, красивым, совершенно юным и нежным. Он защитил меня… Я не думала о том, что будет дальше. Но так получилось, что мы жили в разных городах и встретились только спустя много времени, когда ты уже родился. Он искал меня и за эти годы прожил непростую жизнь. Через год после нашей первой встречи он вынужден был жениться на девушке, которую не любил, потому что, работая тогда у ее отца, допустил ошибку, которую невозможно было исправить. Он как бы стал заложником у этих людей. Ты понимаешь меня?
— Нет, — сказал Иван. — Все это слишком отвлеченно. Любая ошибка имеет свою причину, и всегда возникает ситуация, когда или можно ее исправить, или нет. Это элементарная основа любой игры.
— Ванька! — изумленно воскликнула Лина. — Я ведь рассказываю тебе о твоем отце, разве человеческая жизнь сравнима с шахматной партией?
— Ты думаешь, нет? — спросил мальчик, и лицо его оживилось. — Очень даже сравнима. Если мы сейчас проанализируем то, что ты мне рассказала, то сможем обнаружить ошибку, проследить любой ход и даже просчитать заранее, будет он удачен или нет. И твой змей тут совершенно ни при чем.
— Какой еще змей? — растерянно спросила Лина.
— Тот, что в райском саду. Он молчал, как и все остальные змеи, а эта женщина, Ева, сама захотела полюбить Адама.
— Это тебе тоже Манечка сказала?
— Нет. Мне это сейчас в голову пришло… Мама, я, пожалуй, пойду спать.
— Иди, Ванюша. Нет, погоди, — окликнула Лина, — ты вернешься к Марату?
— Ты хочешь, чтобы я это сделал?
— Да, пожалуйста. Ты ведь хороший, умный, послушный мальчик.
— Ладно, — усмехнулся Иван, — я сделаю это ради тебя, а не ради спокойствия Алексея Петровича. Но только до лета, потому что со следующей осени я намерен серьезно заняться шахматами.
— Спасибо, — проговорила Лина. — Я и не заметила, как ты стал совершенно взрослым. — Но от того, что она это сказала мальчику, ей не стало ни легче, ни спокойнее.
Произошло еще несколько событий, заставивших Лину встать на сторону сына в отчетливо обозначившемся, уже почти враждебном противостоянии мужчин в доме. Иван все чаще раздражал Алексея Петровича, который уже не находил в себе сил, чтобы сдерживаться. Они почти не разговаривали, только раз, в конце апреля, на слова Коробова: «Иван, твой дед умер!» — мальчик лаконично ответил:
«Мне очень жаль».
Алексей Петрович вместе с Линой съездили на похороны в Полтаву, где жил его отец, в последний раз на своей машине. После этого Коробов ее продал.
Какие-то незначительные деньги Лина попросила оставить на хозяйственные нужды.
Остальное было отложено для погашения части долга, и эта часть, стоившая утраты гаража и автомобиля, составила всего лишь треть необходимой суммы. Лина видела, в каком положении находится Коробов, но согласиться с его предложением продать квартиру и временно поселиться с детьми в Полтаве не могла. Она не верила, что именно там, в этом сытом украинском захолустье, у чужих людей, ее муж сможет изменить свою жизнь настолько, что они «начнут все сначала», как он поговаривал.
Еще никогда она не испытывала такой растерянности перед жизнью. В доме все шло своим чередом: она уходила на работу, занималась стряпней, уборкой, какими-то мелочами, и дети ее не болтались по улице. Однако неустойчивость существования, казалось, навсегда определила их отношения с Коробовым: раздраженное молчание с его стороны и терпеливое ожидание — с ее. Лине впервые пришла в голову мысль расстаться с Алексеем Петровичем, потому что они уже как бы и не жили вместе; когда он на ее робкий стук не открывал дверь, она, укладываясь одна в своей спальне, обиженная и уязвленная его демонстративным отказом, не раз с ожесточением думала: «Так тебе и надо, жалкий трус, тряпка, пьяница…», не догадываясь, что разжигает в себе неистребимое влечение.
Один только раз Лина произнесла эти слова в лицо Коробову. Тогда она буквально выдернула его из комнаты сына, потому что муж кричал на мальчика, не обращая внимания на забившуюся в угол и готовую заплакать дочь. Причиной этой бури явилось то, что Иван проиграл какие-то соревнования и Марат был им очень недоволен. Лина коленом захлопнула дверь комнаты детей и толкнула Коробова на кухню.
— Ты, — сказала она в ярости, — ты дурак. И если ты еще раз посмеешь повысить голос на сына, я тебя брошу… Вышвырну, как тряпку… — Ее била дрожь, Алексей Петрович изумленно оправдывался, а Лина, высказавшись, расплакалась, ушла к детям и провела с ними те несколько дней, пока Коробов традиционно отсутствовал.
